казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем был черный, густой;
вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, - словом, это было
то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом.
- Позвольте узнать, здесь крепостная экспедиция? - сказал Чичиков.
- Здесь, - сказал Иван Антонович, поворотил свое кувшинное рыло и
приложился опять писать.
- А у меня дело вот какое: куплены мною у разных владельцев здешнего
уезда крестьяне на вывод: купчая есть, остается совершить.
- А продавцы налицо?
- Некоторые здесь, а от других доверенность.
- А просьбу принесли?
- Принес и просьбу. Я бы хотел... мне нужно поторопиться.. так нельзя
ли, например, кончить дело сегодня!
- Да, сегодня! сегодня нельзя, - сказал Иван Антонович. - Нужно
навести еще справки, нет ли еще запрещений.
- Впрочем, что до того, чтоб ускорить дело, так Иван Григорьевич,
председатель, мне большой друг...
- Да ведь Иван Григорьевич не один; бывают и другие, - сказал сурово
Иван Антонович.
Чичиков понял заковыку, которую завернул Иван Антонович, и сказал:
- Другие тоже не будут в обиде, я сам служил, дело знаю...
- Идите к Ивану Григорьевичу, - сказал Иван Антонович голосом
несколько поласковее, - пусть он даст приказ, кому следует, а за нами дело
не постоит.
Чичиков, вынув из кармана бумажку, положил ее перед Иваном
Антоновичем, которую тот совершенно не заметил и накрыл тотчас ее книгою.
Чичиков хотел было указать ему ее, но Иван Антонович движением головы дал
знать, что не нужно показывать.
- Вот он вас проведет в присутствие! - сказал Иван Антонович, кивнув
головою, и один из священнодействующих, тут же находившихся, приносивший с
таким усердием жертвы Фемиде, что оба рукава лопнули на локтях и давно
лезла оттуда подкладка, за что и получил в свое время коллежского
регистратора, прислужился нашим приятелям, как некогда Виргилий прислужился
Данту, и провел их в комнату присутствия, где стояли одни только широкие
кресла и в них перед столом, за зерцалом и двумя толстыми книгами, сидел
один, как солнце, председатель. В этом месте новый Вергилий почувствовал
такое благоговение, что никак не осмелился занести туда ногу и поворотил
назад, показав свою спину, вытертую, как рогожка, с прилипнувшим где-то
куриным пером. Вошедши в залу присутствия, они увидели, что председатель
был не один, подле него сидел Собакевич, совершенно заслоненный зерцалом.
Приход гостей произвел восклицание, правительственные кресла были
отодвинуты с шумом. Собакевич тоже привстал со стула и стал виден со всех
сторон с длинными своими рукавами. Председатель принял Чичикова в объятия,
и комната присутствия огласилась поцелуями; спросили друг друга о здоровье;
оказалось, что у обоих побаливает поясница, что тут же было отнесено к
сидячей жизни. Председатель, казалось, уже был уведомлен Собакевичем о
покупке, потому что принялся поздравлять, что сначала несколько смешало
нашего героя, особливо когда он увидел, что и Собакевич и Манилов, оба
продавцы, с которыми дело было улажено келейно, теперь стояли вместе лицом
друг к другу. Однако же он поблагодарил председателя и, обратившись тут же
к Собакевичу, спросил:
- А ваше как здоровье?
- Слава богу, не пожалуюсь, - сказал Собакевич.
И точно, не на что было жаловаться: скорее железо могло простудиться и
кашлять, чем этот на диво сформованный помещик.
- Да вы всегда славились здоровьем, - сказал председатель, - и
покойный ваш батюшка был также крепкий человек.
- Да, на медведя один хаживал, - отвечал Собакевич.
- Мне кажется, однако ж, - сказал председатель. - вы бы тоже повалили
медведя, если бы захотели выйти против него.
- Нет, не повалю, - отвечал Собакевич, - покойник был меня покрепче, -
и, вздохнувши, продолжал:- Нет, теперь не те люди: вот хоть и моя жизнь,
что за жизнь? так как-то себе...
- Чем же ваша жизнь не красна? - сказал председатель.
- Нехорошо, нехорошо, - сказал Собакевич, покачав головою. - Вы
посудите, Иван Григорьевич: пятый десяток живу, ни разу не был болен; хоть
бы горло заболело, веред или чирей выскочил... Нет, не к добру!
когда-нибудь придется поплатиться за это. - Тут Собакевич погрузился в
меланхолию.
"Эк его, - подумали в одно время и Чичиков и председатель, - на что
вздумал пенять!"
- К вам у меня есть письмецо, - сказал Чичиков, вынув из кармана
письмо Плюшкина.
- От кого? - сказал председатель и, распечатавши, воскликнул: - А! от
Плюшкина. Он еще до сих пор прозябает на свете. Вот судьба, ведь какой был
умнейший, богатейший человек! а теперь...
- Собака, - сказал Собакевич, - мошенник, всех людей переморил
Страница 50 из 82
Следующая страница