Валера включил свой телевизор.
- Какую программу?
- Откуда я знаю какую программу? Включай, посмотрим.
Дорогие товарищи! Сегодня в нашей программе вечер одноактных пьес
из античной жизни по мотивам произведений Жана Расина, Освальда
Штенглера и других.
Титр:
ИППОЛИТ
/ по мотивам произведений Ж.Расина /
На сцене сидит убеленный сединой старец, листает какие-то
пергаменты. Вбегает юноша с совершенно перекошенной мордой и скрежечет
зубами.
СТАРЕЦ /грустно и вальяжно/: Ты кто, о отрок?
ЮНОША /с пеной у рта/: Я дикий Ипполит!
Иван и валера задумчиво глядят на экран.
- Не понял! - наконец говорит Иван.
Валера поскреб затылок и вздохнул.
- Это типа юмора, что ли? - спросил Иван.
- Из античной жизни, - равнодушно пояснил Валера, не нашедший драму
чем либо необычной. На экране телевизора новый титр:
ЗАКАТ ЕВРОПЫ
/ по мотивам произведений О.Штенглера /
На сцене две колонны, два фикуса, две двери. Из одной двери, в
ванную, опрометью, босой и вообще только кое-где изящно
задрапированный выбегает Архимед.
АРХИМЕД /свежо, молодо, как типичный представитель начала
цивилизации, очень вдохновенно/: Эврика!
Из другой комнаты выходит Андрей Филлипов, грязный, постаревший,
хоть и моложе Архимеда лет на двадцать, сгорбившись, в обтруханных
штанах, с сеткой пустых бутылок - видно шел сдавать, да заплутал.
АНДРЕЙ ФИЛЛИПОВ /с мудрой горечью представителя заката
цивилизации/: Хуеврика!
Все происходит мгновенно, вся драма занимает пять секунд, то есть
лучше писать так:
АРХИМЕД: Эврика!
АНДРЕЙ ФИЛЛИПОВ: Хуеврика!
/ занавес /
Иван вскочил как ошпаренный:
- Ты слыхал?
- Чего?
Иван подумал и дико рассмеялся:
- Ты знаешь, как мне показалось он сказал?
- Как?
- "Хуеврика".
- Дык он так и сказал, - спокойно ответил Валера.
- Ты что, чекнулся, что-ли?
- А теперь часто такое по телевизору - перестройка.
- Какое "такое"?
- Вот на днях семихуев показывали.
- Кого?!
- В Африке зверь такой - осьминогий семихуй.
- Да ты совсем охуел от своей браги! Свинтился! Давай, переключай,
хватит на эту мудотень масонскую смотреть.
Валера переключил телевизор на другую программу, стал разливать
брагу.
АЛЕКСАНДР ЖЕГУЛЕВ
Так было и с Сашей Погодиным, юношей
красивым и чистым, избрала его жизнь
на утоление страстей и мук своих...
Печальный и нежный, любимый всеми,
был испит он до дна души своей... был
он похоронен со злодеями и убийцами.
Л.Андреев
... но когда стемнело, Саше стало совсем невмоготу смотреть на
далекое зарево городских огней.
Глаза его слезились от фар редко проезжавших машин и еще от того,
что произошло только несколько часов назад, как он поцеловал - может в
последний раз! - юную жену и чистого безмятежного младенца.
"Нет, - в который раз он до крови стискивал зубы, - так надо!". "А
зачем?" - снова обволакивала его паутина неуверенности,
неоднозначности и главное, сильной поганости избранной им судьбы.
"А почему?" - снова поднимал он прекрасное лицо к небу и звезды
мерцали ему: доля такая.
"Какая доля? Бедовая доля?"
"Нет, просто: доля такая."
Машины совсем уже перестали проезжать; Саша выбрался из канавы на
шоссе и, теребя руками перочинный нож, двинулся во тьму. Со стороны
города послышалось ритмичное повизгивание и замерцал огонек:
приближался почтальон на велосипеде. Это была удача.
- Стой, почтальон, - изнемогающим голосом сказал Саша, доживая
последние секунды перелома, - остановись, пора...
Александр почувствовал, что нож, руки и язык отказывают ему.
- Чего? - отозвался ошалелый почтальон, ставя ногу с педали на
землю. В тот миг Саша выпростал из-под пиджака руку с ножом и
несколько раз, как мог глубоко, ударил его. Почтальон побарахтался в
своем вилосепеде и с грохотом свалился на асфальт.
"Кровушка невинная пролилась..." - с горечью подумал Саша,
сволакивая бездыханное тело под откос.
Страница 16 из 23
Следующая страница