вили дилером на Соловки.
Гордо реяли над митингом портреты основоположников: Форда и Рокфелле-
ра, Гейтса и Березовского, Анатолия Чубайса и Джорджа Сороса. Нестройный
хор затянул про буревестника над фондовым рынком. Затем грянули про пул
нерушимый банкиров свободных. Спели про заклейменный проклятьем мир бо-
гатых и крутых. Наконец, исполнили про мерседес, который вперед летит и
у которого в Майами остановка. Спели и о красных враждебных вихрях, и
про юного валютчика, убитого за франчайзинг, и про то, что от тайги до
британских морей русская мафия всех сильней, и о многом другом спели, не
менее задушевном.
Влад прошел мимо. Он пока еще чурался политики. Он вообще был раздра-
жен обстановкой. И грубо отказал двум пожилым джентльменам, предложившим
ему распить в ближайшем подъезде на троих стаканчик мартини. Джентльмены
обиделись и ушли, сердито попыхивая пятидюймовыми цигарками из Гаваны.
В почтовом ящике Влада поджидали три вещи. Первой была газета <Со-
ветская Австралия> за 14 июня 1978 года, второй оказалась денежная бу-
мажка, а третьей - до безумия велеречивая записка. Хулиган-рецедивист
Коля сердечно благодарил своего благодетеля за своевременно оказаное
последним материальное содействие и возвращал взятую в долг суммы с ра-
зумным процентом вместе с уверениями в своем искреннем уважении.
Херня какая-то, подумал Влад.
Он пытался уснуть.
Но с каждой секундой в дверь звонили настойчивее.
Нехотя он поплелся в прихожую. Нехотя подошел к двери. Нехотя произ-
нес:
- Кто там?
Молчали.
- Ну кто там? - поддельно бодро переспросил он, с испугом наблюдая в
глазок.
А было от чего! За дверью стояло нечто: трое небритых ребятишек лет
восемнадцати, вида неумного, с цепями на шеях, маленькими глазками и ко-
сыми ухмылками на помятых рожах. Один жевал сигаретку, другой поигрывал
железным прутом, третий хотел витиевато выматериться, но у него не полу-
чалось, язык заплетался...
- А здесь такой не живет, - на всякий случай заметил Влад, хотя его
ни о чем ни спрашивали.
Но мало ли...
- А нам такой и не нужен, - сказал парень с прутом. - Мы к тебе.
- А может, не надо? - с надеждой спросил он.
- Как же надо, когда надо? - удивился витиеватый. - Мы же ради этого
пришли!
Дверь хлипкая, через окно не уйдешь - вот нескладно, вот беда, неуже-
ли конец?
- А ради чего вы пришли?
- Тимуровцы мы, - шмыгнул носом витиеватый.
Влад пожалел, что дожил до своих лет.
Группировка Тимура была известна: ребятки резали всех, включая не-
русских и прокуроров. Тима знали как отмороженного. Говорят, он сам ру-
бил должников. Топором. На кровавые куски.
- Тимуровцы мы, - пустился в рассказки парень с прутом. - Людям помо-
гаем. Пожилым особенно. Дрова там наколоть, воды принести, лампочку
ввернуть, постирать, еще чего. Так вам это... постирать ничего не нужно?
Я умею. А вот он, знаете, как лампочки вворачивать может? Залюбуешься! И
главное, ловко так, с шутками, с прибаутками - старушкам очень нравится,
они в очередь на него стоят. А вон тот дрова колет. Хрясь! И даже щепки
не летят. Чем больше выпьет, тем сильнее колет. Вы его подпоите, сами
увидите.
- Да нет, спасибо, не надо пока.
- А жаль, жаль, - повздыхали за дверью молодые люди.
Парень с прутом не растерялся.
- А давайте мы вам бутылки сдадим? А деньги, если не возражаете, вам
же и принесем. Или в магазин отправьте. За колбаской, за хлебушком. Пен-
сионеры любят нас туда посылать. Вон его особенно.
Провоцируют, думал Влад. Но нет. Молодые люди потоптались полминуты и
честно ушли.
Вместо них пришла соседка с нижнего этажа, невзрачная толстая тетка,
немолодая и с прибабахом, к тому же чересчур честная.
- Владик, помоги, - попросила она.
- Отчего не помочь? - соврал он.
- Племянница у меня живет, - пожаловалась соседка. - Ох и проказница,
ох и дрянь она у меня. Вчера наркотик курила. Четырнадцать лет всего, а
мороки на все двадцать. Под Новый год друзей навела, и такое с ними де-
лала...
- А чего такое? - поинтересовался Влад.
- Сексом, наверное, занимались, - прошептала тетка, тараща свой левый
глаз. - Уж я-то знаю. Без этих самых, наверное.
- А я при чем?
- А я на базар пошла, - призналась тетка. - Ты уж посиди с моей озор-
ницей, стихи ей почитай, музыку послушайте, книжку ей дай. Картинки по-
рисуйте. Лишь бы не озорничала, курва. Пусть лучше с тобой чем угодно
занимается, чем с этими негодяями.
Девчушка казалась сметливой и не по летам женственной, и не по зимам
накрашенной. Большеглазой. Длинноногой. Не девчушка уже. Зашла, покачи-
ваясь. Прошлась, покачиваясь. Села и продолжала качаться в кресле. А че-
го бы ей, маленькой, почитать? Не <пентхауз> ведь?
Можно, конечно, сказки травить. Про царевну-лягушку, про Ивана-царе-
вича, про мальчика-с-пальчика, про мать-и-мачеху, про иван-да-марью, про
чуду-юду, и еще что-нибудь русское, желательно - народное. Только скучно
ведь.
- А давай я научу, чего ты не знаешь? - лениво предложил Влад.
- Я все знаю, - улыбнулась девчушка. - И про член, и про Камасутру.
- Ты мне это брось! - строго наказал Влад. - Такое все знают.
- Да, наверное, - тихо ответила большеглазая. - Лет с двенадцати.
- То-то и оно, - поучительно сказал он. - А давай запрещенную литера-
туру читать?
Не стал он ее сказочками тешить про иван-чай. Как встал во весь рост,
да как загнул про трансцендентальную апперцепцию - у девчушки от востор-
га глаза расширились. А он все Кантом трясет, цитатки из него вытрясает,
а у малолетней аж слезы на глазах, от восторга, видимо.