- Нет, - простонал недобитый.
Разочарованный Кагэбэ вздохнул:
- Что ты такой тупой, парень? Ты же матерый, следовательно, дерзкий.
Кто же после двух ударов ломается? Ломаются, конечно, и без ударов, но
не матерые. Ты должен был сейчас не испугаться, а послать меня на х... .
Тогда мне интересно с тобой работать. Давай еще разок попробуем? Не воз-
ражаешь?
Паренек кивнул.
- Ну, будешь плеваться-то? - повторил Кагэбэ.
- Пошел на х..., - проскрипел Влад.
- Что, козел?! Что ты сказал?! Убью, пидор!
Влад метнулся к двери. Но не успел, понятное дело. Завален был нехи-
лым ударом в лоб. Лежал, приходил в себя. Не спеша, гость достал пред-
мет, не стульчик и не сапожок, а пистолет, простой, незатейливый, а в
сложившейся ситуации даже банальный.
Он вдавил подозреваемому ствол в висок и зашипел змеино:
- Гаденыш, снесу тебе башку, на хер снесу, ты ведь знаешь, я не шучу,
знаешь, гаденыш.
Влад открыл глаза. Оперативник привычно спросил:
- Посылать будешь?
- Нет.
- Эх, блин, - с досады Кагэбэ отшвырнул пистолет.
Попинал подушку, вроде как успокоился.
- Эх ты, деревня, - печально произнес он. - По законам жанра ты дол-
жен послать меня второй раз. Вот тогда из доброго я бы стал злым. Я бы
тебе врезал еще пару раз, потом ты мне, и все так по-мужски, романтично.
Затем ты бы стал убегать, например, через окно. Завалил бы я тебя, брат,
при попытке к бегству. Эх, такую романтику спортил... Виноват ты передо
мной, виноват. Пиши тогда уж чистосердечное, раз убегать не хочешь, что
с тебя взять.
- А в чем? - полюбопытствовал Влад.
Кагэбэ нахмурился:
- Как в чем? В преступлении, не в любви же.
- А в каком?
- Блин, я не понимаю, кто его совершил: я или ты? Откуда я-то знаю.
Что совершил, то и пиши, тебе лучше знать. Бери ручку, бумагу. Полчаса
хватит?
- Но я не совершал.
- Кончай дурака валять. У меня к вечеру двух матерых расколоть по
плану.
- Я не матерый.
- А я виноват? Кто виноват, ты мне скажи? Коза ностра? Жидомасоны?
Каждый сам по жизни отвечает за дерьмо, в которое вляпался. Не отмазы-
вайся, будь мужчиной. Ручку в руки и пишу правду. Скучно напишешь,
пристрелю как сявку обдолбанную. Сорок минут тебе. Влад вздохнул, взял
ручку и за сорок минут написал шедевр.
Он признал все: и храм Артемиды, и тридцать монет от первосвященника,
и александрийский огонь, и руины Вечного города, и кричащую в огне Жанну
д'Арк, и отравленного Наполеона, и Освенцим, и пулю в Кеннеди, и выстрел
в черномазого Мартина Лютера Кинга, и пару жертв Чикатило, и масонский
заговор, и подвиги Аттилы, и детей Нагасаки, и изобретение СПИДа, и
красный террор, и Джордано Бруно, и профессоров на Чукотке, и Есенина в
петле, и меткость Дантеса, чуму и холеру, насморк и сифилис, смерть би-
зонов и вымирание динозавров, Атлантиду и Лемурию, депрессию и запоры,
дурных староверов в гарях и утонченнных маркизов на фонарях, чеченские
авизо и работорговлю, ураган на Цейлоне и голодуху в Нигерии, Павла Ка-
рамазова и ростовщицу-старуху, подростковую преступность и детскую
смертность, автокатастрофы и весенние заморозки, хреновый урожай бобов и
засыпанную мышкину норку, отрезаннные уши и вырванные глаза, брошенных
жен и обманутых мужей, оторванные головы и пробитые груди, слабые нервы
и невидящие глаза, погибшие души и серые судьбы, неузнавание пути и
поздний крик, страх и сострадание, запуганность жизнью и запах смерти,
ненайденный опыт и гибнущие структуры, энтропию и боль, слабость и от-
сутствие новизны, нерожденное желание и вековечную дурь.
- На место в истории потянешь, - хохотнул Кагэбэ, бегло просматривая
бумагу.
Александр Силаев
На три буквы
...кореш мой, как чмо раздолбанное, все орал и орал, дергая меня за
рукав, мол, пойдем да пойдем, мол и мол, друган ты мне или гнида, коро-
че, Вася, не в падлу, помоги корешку, покажи и расскажи, то да се, коро-
че, такой вот базар, а я даже не обиделся, во!
Это к тому, что кореш меня с бодуна Васей назвал, а мама меня Иваном
родила и по жизни-то я вовсе не вася. Ну а че его за это в харю проби-
вать, парень-то он свой, только дурак, каких земля не носила, а так ни-
че. Бухой вдрызг.
Короче, он мне базарит, что его опять послали на этот самый, а он се-
годня добрый, нож доставать западло, вот и решил, короче... хоть раз в
жизни на этот самый сходить! Ну куда у нас в народе посылают. Решил,
блин, решил, только шел да ни хрена, блина, короче - Вася, гадом буду,
клянусь, ты же умный, ети твою мать, ты же интеллигент, я твой кореш,
это он мне базарит.
Вы просекаете, да? Короче, он у меня дорогу спрашивал, ну на этот са-
мый, куда у нас в народе посылают. А че? Я не бог, не академик, на х...
мне знать, как на х... идти. Ну да я не сука, чтобы другана в беде бро-
сить. Хочет идти - надо идти. Без базара. Ну мы с кентом и поперли. Кто
я такой, чтобы другана обламывать?
Ну забили косячок, раскурились, потянуло на умняки. Посидели, побаза-
рили, потом на хавчик прибило. Ну мы пожрали, потом вылезли на улицу,
как черти невменяемые, аж стыдно, мать его... Пошли, я ему базарю, в на-
род. Народ все знает. Даже дорогу на этот самый.