три недели он нашел пасмурного вида бабу в поросячьем берете, но через
двадцать минут разочаровался. Она ничего не знала, и лишь по иронии
судьбы обладала шестью из десятка верных примет, безошибочно указующих
носителя мировой коалы. На следующий день он с тоски зашел в центральный
парк, сел на лавку и начал пересчитывать воробьев. С неба закапал мелкий
августовский дождь. Рассеянный взгляд Дивнова прыгал по воробьям, шелес-
тел по листьям, любовался дождем. Случайно он оторвал взгляд от воды и
увидел под тополем человека. Мужчина лет сорока спал, накрыв некрасивое
тело ватной куртяшкой. Его лицо укутывали борода, слипшиеся усы и много
дней незатрагиваемая растительность на щеках. Но Дивнов не замечал неб-
ритость и линялые трико мужика, он видел за оболочкой суть - спящий со-
ответствовал восьми признакам. Второй раз ошибки быть не могло и разбу-
женный мужик ответил на окрик единственным словом, которое мог произнес-
ти адепт.
Обучение шло в подвале. Бомж располагал немногим, хотя действительно
родился на свет адептом. Впрочем, и пацан, намеками приобщивший его к
тайне мира, был отнюдь не носителем законченных концепта. Так себе, об-
рывки, урывки, пара символов и описание мельком виденного когда-то. Но
даже неполноценное знание лучше серой утомительности обыкновенных людей.
Днями и вечерами Дивнов пропадал в подвале, жадно поглощая корявые лек-
ции, пересыпанные матом и дурной лексикой (коала не влияет на культуру и
мораль, превосходя в своих сферах то и другое).
Лохматый и немолодой бич казался вдобавок идеальной сволочью. Он тре-
бовал водки и теплых вещей на зиму. Второклассник не знал, что такое
водка, но без необходимого подношения подвальный гуру отказывался учить.
За показ чудом сохранившихся чертежей он потребовал неимоверной дани в
десять бутылок. Маленький Дивнов плакал и умолял, однако наставник
только хмыкал в ответ. Школьник клялся, что не держал в руках таких де-
нег, а бомж отвечал матом и дурной лексикой, на сей раз без намека на
лекционность... Укради, посоветовал он.
Дивнов стащил в школе чью-то мохнатую шапку, отдал учителю. Тот пос-
мотрел на нее, подержал в руке, нежно поглаживая невинный мех... и полез
в деревянный ящик за пятью подробными, но рваными чертежами. Я продам
ее, весело сказал он, и мне хватит. Школьник не жалел, понимал: неизмен-
но наступает этап, на котором знакомство с чертежами коалы становится
поворотом, и бомж был нежаден. Подлинная ценность каждого не измерялась
в деньгах, но при желании содержимое деревянного ящика продавалось за
миллиард (если, конечно, объяснить людям, что такое коала).
Что он мог совершить за пять схем первого лекциона? Убил бы? Дивнов
уже в те годы имел смелость ответить рубленым <да> на этот вопрос - он
знал себя и на три процента знал о коале, чтобы не сомневаться. Убил бы
любого, кроме, наверное, матери. А если бы отмаялся без схем год, то
убил и ее. Чем угодно. Хоть дачным топориком, если у ребенка хватит сил
нанести удар.
Бомж рассказал ему все, Дивнов подозревал утайку. Мальчику исполни-
лось двенадцать лет, и он научился не верить людям. Подвальный наставник
перешел на такие выражения, как честное слово, а подросший Дивнов хохо-
тал. Однажды он пришел и застал мужика вдребезги пьяным. Улыбнувшись
случаю, он стянул учителю конечности припасенной веревкой, а затем наб-
росил петлю на шею и примотал конец к водопроводной трубе. Бессозна-
тельный не возразил, а спокойный мальчик сел напротив в ожидании трез-
вости. К вечеру поговорили.
Бродяга вернулся в себя, говорил складно, но по-прежнему клялся, что
отдал все. Хорошо, сказал шестиклассник и достал бритву. Наставник зао-
рал, и он пожалел, что не соорудил осторожный кляп из подручной дряни.
Ну что ж, если услышат, я погиб, согласился он. И начал резать лицо.
Главное прояснилось быстро: адепт не врал.
Нельзя подозревать мальчика в зверстве, речь не о том. Это рассказ о
страсти к вещам, которые заслуживают страсть, и только так можно пони-
мать человека пути. Леня был правдив, сентиментален и склонен к любви,
но есть вещи, перед которыми трудно устоять и не отбросить другое как
шелуху - речь о них.
...Дивнова не интересовали окровавленное лицо и сам человек. Убивать
его было лень, оставлять в живых казалось неверным. Нехотя он взял же-
лезную палку и начал колошматить по черепу. Треснула кость, кровь смеша-
лась с вытекшим мозгом. Тело не двигалось. Наверное, все, решил Дивнов и
побрел к выходу, на всякий случай избавив все предметы от следов своих
тонких и сильных пальцев.
Он искал коалу везде, он чувствовал, как искать. Он полюбил старые
книги, в которых между строк можно было уловить ее дух. Он магнитом тя-
нулся в точки, где о коале можно было почерпнуть хоть грамм нового. В
случае неслыханного везения он даже рассчитывал встретить более квалифи-
цированного учителя.
Самое главное - он думал, непрестанно гоняя мысль по уже знакомому
пространству в надежде вытянуть на свет неизвестное. Понимал, что этот
труднейший метод скоро станет единственным; манило только совершество, а
такому вряд ли научат.
Обыденная жизнь катилась своим колесом: он закончил школу, открутился
от армии, поступил в университет. Он не разговаривл с людьми, не зубрил
уроков, по-прежнему уединяясь в своем.
В городской библиотеке ему попался роман третьесортного советского
автора, он никогда бы не взял в руки такую книгу, если бы не фантасти-
ческое чутье. О Господи! Чутье привело его к нежданному пику, между
строк в смутной книжонке вычитывалось буквально все, и навсегда для Див-
нова остался нерешенным вопрос, откуда наш третьесортный писатель обла-
дал Знанием, откуда и зачем вошел в круг? Как бы то ни было, серый дожд-
ливый день, проведенный в библиотеке, поднял его на тысячу ступеней
вверх. Дальше, как он понимал, оставалось идти самому, вряд ли хоть один
человек в мире познал коалу правильнее, чем он к двадцати годам.
Дивнова мало занимала жизнь, но он не избегал ситуаций: пил водку,
сидел с друзьями, не ночевал дома. Начал зарабатывать деньги, раз уж по-
явилась работа. Случайно переспал с женщиной - ну не отказываться же?
Перед лицом судьбы ему было наплевать: ну женщина, ну работа, ну водочка
с задушевными разговорами... Вряд ли он маскировался, ведя жизнь обыкно-
венного человека - легко понять, что познавшему коалу плевать на все, в
том числе и на маскировку. Он жил так, чтобы выплескивать в мир поменьше
энергии, хотя один носил в себе потенциал миллиона гениев: ну и хрен,
думал он, каола все равно больше.
Он помнил, что ломался только два раза. Не до той степени, чтобы вы-