нести в мир коалу, но достаточно, чтобы представить себе такое - а это
уже безумие, ведь он знал, чем кончивается касание вселенной и алгорит-
мов коалы, единственной вещи, по силе превосходящей мир. Кстати, это по-
нимали и дворовой пацан, и взъерошенный бомж - они, разумеется, ни разу
не применили коалу в жизни, потому что презирали жизнь и знали коалу. А
он в отличие от них знал ее в совершенстве, но два раза представил, что
мог бы сделать.
Ее звали Наташей. Он любил, наверное, впервые. Она сидела под лампой
в мягком зеленом кресле, Дивнов неумело пробовал ее целовать, шепча без-
винную баламуть: моя милая, любимая... слышишь? Я ведь люблю тебя, бор-
мотал Дивнов, неожиданно почувствовав жизнь, а Наташа морщилась, крива-
лась и посылала его во все доступные направления. Наташенька, сказал
Дивнов. Она засмеялась, врял ли издевательски, скорее просто печально и
отстраненно. Разумеется, они жили в разных мирах. Он смотрел на ее кра-
сивое лицо, сидел напротив, молчал. Прошло, наверное, минут пять. Наташ,
сказал он робко. Может, хватит? - попросила она.
Конечно, хватит! - мысленно заорал Дивнов, вслух сказал бесцветную
фразу и вышел вон. Лифт шумел безобразным скрипом. Он бродил по осенним
улицам до двух ночи, а потом упал под вялый кустик неизвестной породы и
хохотал. О Господи, мастер коалы равен Тебе, а на свете происходит та-
кое: он видел лицо Наташи, мечтал о нежности, а потом опять заходился
хохотом - неужели не стыдно так полюбить? Понятно, что алгоритмы коалы
давали все, перестраивая тонкий мир и даруя власть. Дивнов не хотел все-
мирного господства и был прав - коала больше. Намного больше Земли. Див-
нов хотел Наташу, и был неправ, и понимал, что неправ, но ничего не мог
сделать - человеческое давало знать, хоть он и сознавал в хохоте всю не-
лепость, как создавал очевидное: Наташа отдалась бы в тот вечер, примени
он хоть крупицу коалы, но как применишь то, что больше Земли?
Возможно, я покончу с собой, спокойно решил Дивнов. Когда пойму, что
так жить нельзя. Способов много, из них половина просты и для него без-
болезненны. Проще уйти из мира коалой, но так нельзя. Решил и расхохо-
тался снова - смерть у людей почитается самым худшим, а на нее-то и нап-
левать. И понял, что пережил. Не разлюбил сразу, но вернулся в себя.
Второй раз его убивали. Подошли темными силуэтами в десяти метрах от
заснеженного февральского скверика и стали бить. Без слов. Сначала рука-
ми. Когда упал, начали пинать. Их стояло трое, каждый бурил его ма-
ленькими глазками на помятом плоском лице. Любое из них отливало красным
и носило оттенок дурковатости, которая дается только от Бога.
Дивнов никого не бил. Слез, боли и синяков то ли было, то ли ус-
кользнули от чувств. Сумел подняться. Его хотели повалить, но один при-
дурок истерично сказал: не-а, не трогай, я сам... и достал нож. Ты труп,
сообщил он Дивнову. Двое отошли.
По-человечески ему не отбиться. С детства он не ставил удар и не от-
водил время на тренировки: смешно тратить часы на тело, когда в мире
прячется то, что открылось ему. С коалой хватало секунды. Он мог не при-
касаться к троим, стирая их тела особым желанием. Прием безумно простой.
Он рассмеялся.
Дивнов понял, что свободно выбирает смерть. Ну убей, сказал он спо-
койно, его тон родил бешенство: дурковатый ударил раз, еще и еще. Дивнов
потерял сознание. Мертвяк, сказал кто-то, пошли, Жека, не хер мертвяка
колотить.
Занудный протокол насчитал потом тринадцать ножевых ран. Вы даже не
пробовали бежать, пенял спасенному поджарый капитан милиции Стукарев.
Дивнов из вежливости держал очередной хохот внутри: как бежать, если
познал коалу? как применишь, если познал до конца? как объяснишь людям
такую простую вещь?
Через пять лет он снова оказался в больнице, и тогда предал. Ему вы-
пал рак. В третий раз он задумался о коале. Опять смеялся, выбирая преж-
нее. Он верил, что не сломается в третий раз.
Решение пришло, когда Дивнов умирал. Колебался всерьез, поэтому хотел
уйти поскорее. Процесс затянулся, сомнение росло. Однажды он вдруг по-
чувствовал, что вечера уже не увидит, обрадовался, а потом колебнулся, а
потом предал. Шевельнул сознанием. Стал бессмертным и обрел то, чем рас-
полагает Бог.
От нас он ушел по вполне понятным причинам.
2
Александр Силаев
Мастер Макс
Его звали Максимилиан. Если сокращенно, то Макс. Некоторые называли
его Максвеллом. А некоторые Максимом. Но это не главное. Главное в том,
что на земле когда-то жил человек, который все делал правильно. И не по-
тому, что он был сынон Зевса или девы Марии. Просто вместе с первым сво-
им младенческим криком он понял, что все в этой жизни нужно делать иде-
ально - а иначе и жить вроде бы не стоит. Решил он в своем младенческом
возрасте. И с тех пор только так и делал.
Даже соску он сосал целеустремленнее, чем другие младенцы. Прохожие
оглядывались на него и шептали: генералом будет... Генералом он не стал,
потому что время выдалось почти мирное и генералы не пользовались в нем
большим уважением.
Покажите человека, который находил бы кашу симпатичной в своем ма-
леньком возрасте. В детстве он тоже почитал ее за полусъедобную вещь. Но
однажды родители хитро пошутили, сказав ему, что все крутые в его воз-
расте питались злополучной кашей, отчего, мол, и стали впоследствии та-
кими крутыми. С того дня еще глупый и доверчивый к чужим словам Макс
сьедал не меньше трех тарелок за раз.
Безукоризненность его натуры проявилась уже в школьные годы. Он учил-
ся на одни пятерки, разбил носы всем окрестным мальчикам, соблазнил всех
окрестных девочек, получая одинаковое наслаждение от пятерок, разбиваний
и соблазнений. Преподаватели не могли на него нарадоваться и ласково
Страница 32 из 36
Следующая страница