Получилось, что он ее спас (недаром кавалер Синей Розы!). Луиза заду-
малась: как отблагодарить? Дать монету - стыдно, ничего не дать - еще
хуже, а вот если предложить ему себя - тоже, конечно, стыдно, но в
меньшей степени. Что и предложила Луиза, на что гордый Эдельвейс отве-
чал: "Вы прекрасны, и прекраснее вас только Бог, которому я дал обет не
спать с женщинами. Извините?" Она вздохнула: ей казалось, что один ры-
царь заменит ей трех лесных человечков. Она бы не отказалась. Но рыцарь
оказался не вполне рыцарь.
Луиза почти заплакала, но Эдельвейс снова попросил не лить слезы. Она
пошла домой, а рыцарь поскакал прочь, благо родовой замок возвышался не-
подалеку.
На этом история не заканчивается, не даром же мы упоминули детей. На-
помним, что это были мальчик и девочка. Когда она вернулась домой, у
обоих были отрезаны головы. Здесь начинается самое интересное...
У Луизы в голове вспыхнул один вопрос: кто?! Добрые соседи обьяснили
ей, что утром здесь проезжал храбрый Эдельвейс, который, как все знают,
не спит с женщинами, потому любит спать исключтельно с детьми, а затем
отрубать им головы. Странность, мол, у него.
Три дня Луиза по привычке рыдала, а затем собрала вещички и пошла в
лес искать Скотогона. И нашла его. Скотогон был весел и свеж, он ходил
по лесу и стучал молотком, ловко и скоро прибивая к старым деревьям ро-
зоватые человеческие уши. Рядом ходили Мормыш и Подлявый, в меру сил по-
могая ретивому Скотогону.
Луиза знала, кем работает этот парень в свободное время. Она предло-
жила ему договор: они убьют Эдельвейса, а потом ее донасилуют. Впридачу
возьмут кольца и бусы. Да нет, сначала донасилуют, сказали они. Сначала
кольца с бусами, уточнил Скотогон. А чем тебе, дура, не угодил рыцарь
Эдельвейс?
Подонок он, просто сказала женщина. И отчаянные люди решили его не
трогать. Как никак, свой парень. А Луизу, конечно, донасиловали. Ну и
кольца с бусами.
Лесные братья не зря обошлись без засады на Эдельвейса. Тот спас еще
восемь прекрасных дам, вырвав из из лап негодяев. Восемь раз бедняга не
нарушил обет, чтобы кое-чем в его жизни Господь остался доволен.
Александр Силаев
Гегемоныч
Гегемоныч был своим в доску, но побезобразить любил: то комсомолку за
сараем снасильничает, но сопрет на свою делянку коллективный навоз, то
еще какую-нибудь дрянь уворует. Окрестный люд давно собирался набить Ге-
гемонычу его плутовскую рожу, но начальство никогда не давало добро. За-
чем оно лелеяло гада? Ответ знали все. Потому что Гегемоныч - Ленина ви-
дел!
А раз так, то какой с пожилого человека спрос? Опороченные за сараем
девки и комсомолки никогда не писали на проказника кляуз, а некоторые
после совершенного с их пресловутой девичьей честью даже назначали ему
свидания. Он был хоть и свинья, но видный мужчина (второго такого поис-
кать, не сразу найдешь).
Бывало, стибрит этот козел у честного человека мотыгу или сеялка, тот
выбежет к нему как обычно, в трусах и с занесенным топором, а Гегемоныч
в ответ подло ухмыляется и глаголет: уж не хочешь ли ты, падла, ветерана
загубить, который самого Ленина видел? У бедняги сразу опускались руки и
топор падал в перегной или еще куда.
Однако мерзавец был мужиком своим: приходил, бывало, туда, где и без
него весело, и странно так спрашвал: "А не выпить ли нам, ребята, за Ле-
нина?" И ребята не подумавши начинали бухать за Ленина, с огурцом и с
песней, и с ними сам нарком Эдуард. Первый стакан на халяву традиционно
подносили Гегемонычу. И второй тоже. И все молча соглашались.
Самое мерзкое, что слыл он не только заядлым бабником, но и опытным
скотоложцем: телок он любил во всех смыслах. Но все прощалось очевидцу!
Например, разговаривать матерно на годовщине Октябрьской социалистичес-
кой революции. Ведь все знали, чо на самом деле Гегемоныч не способен
подумать о ней худого.
Самое потешное, что некоторые этого полудурка жутко любили, если, ко-
нечно, он воровал не их сеялки и совращал не их телок. Ведь славный в
принципе поселянин, только бы не пил как лошадь, а хлестал как обыкно-
венный мужик.
Когда он выпивал, то сразу добрел: глаза его лезли на лоб, ноги и
язык заплетались друг о друга, а руками он норовил шлепнуть зад подошед-
шей трактористки, отчего та обретала счастье и повышала производи-
тельность. Трактористки становились к нему в очередь с раннего утра,
безбожно ревновали и часто устраивали из-за него дуэли, сшибаясь лоб в
лоб на своих страшных тракторах, что наносило огромный ущерб народному
хозяйству. Трактористок, конечно, не жаль - этих дурех сваливали в овраг
за лесочкам и они спокойно гнили до зимы. Но трактора, наши народные и
любимые трактора, оплаченные последней копейкой! Когда начальство поня-
ло, что темпераментных женщин-трактористок от ревности и дуэлей не убе-
речь, оно начало экономить хотя бы на народном хозяйстве. Всем бабам от-
ныне разрешалось устраивать дуэли только на вилах, в трезвом виде и с
санкции райсовета. Кровь продолжала литься. Прекрасные девушки бились на
вилах, на лопатах и даже на ведрах, но трактора больше не гробили. Душа
кровью обливается, как подумаю о наших родненьких тракторах, они у нас
такие железные...
Еще Гегемоныч обожал шутить над мальчонками. Остановит какого-нибудь
огольца, ухватит за чуб и ласково шепчет на ушко: <слышь, а мамка твоя
час назад окочурилась>. Тот в рев, Гегемоныч в хохот. Ох и не любили же
его матери малолетних детей! И сли бы гад в свое время Ленина не ви-
дал... Ладно, о кошмарах не будем.
Ценил он и веселую прибаутку над местными старичками. По-свойски так
шутковал. Подойдет, например, и скажет по большому секрету, что твоя
старуха, дескать, тебе рога с Вальдемаром наставляет, причем в трудовое
время и в особо извращенных формах. Те в панику, а Гегемонычу смешно,
сам-то он свою супругу давно масонам на ящикам водки сменял. Двое пенси-