требуешь ли, чтобы я кровью подтвердил продажу моей души дьяволу?
- Этого я не требую, - ответил Швейк - Но я хочу, чтобы ты завтра пошел
со мной в один дом и позабавил бы там немного одну особу.
На другой день благодарная вдова помещика Любовь Владимировна была весьма
польщена и вместе с тем удивлена визитом двух пленных, из которых один
хорошо говорил по-французски, а у другого она заметила свернутый мешок,
который он держал под мышкой. Они ей представились; говоривший по-французски
рассыпался в галантных выражениях:
- Мы слышали, что вы здесь во всей губернии образованнейшая дама, что вы
воспитывались в Париже в одном из монастырей, и нам было бы весьма лестно
поговорить со столь выдающейся женщиной. Я долго жил во Франции, а мой друг
из Эльзас-Лотарингии.
- Больше из Лотарингии, чем из Эльзаса, - приятно улыбнувшись вдове,
сказал Швейк - У нас в Лотарингии есть такие же вот прекрасные собачки.
И он влюбленно посмотрел на десять такс, которые вертелись вокруг своей
повелительницы и воспитательницы.
Он нагнулся, чтобы их погладить. Взглянув на плечо Швейка, Любовь
Владимировна увидела вошь, которая прогуливалась по его шинели, и опытным
женским умом поняла, что это далеко не единственная. Она украдкой посмотрела
на пушистые ковры и диваны, чтобы убедиться, нет ли уже там насекомых; тем
не менее, сохраняя любезность к людям с фронта, пришедшим к ней отвести душу
и поговорить по-французски, она поспешила добавить:
- Не хотите ли поесть чего-нибудь? Я вас сейчас провожу на кухню. Мне
очень жаль, что вы пришли так неудачно, через полчаса я уезжаю, а сама еще
не одета.
Она открыла двери и спустилась по лестнице в кухню, чтобы сделать
необходимые распоряжения прислуге.
Пленные остались наедине с собаками, которые смотрели на них своими
умными глазами, словно спрашивая, зачем они сюда попали, и доверчиво терлись
об их ноги.
- Визжать будут? - шепнул Горжин.
- Не будут. Они так перепугаются, что долго не опомнятся, - также шепотом
отвечал Швейк, раскрывая мешок. Потом он схватил самую толстую таксу за
задние ноги, описал ею в воздухе большой круг и бросил испуганную собаку в
мешок. За нею последовала вторая, в то время как остальные спокойно на них
смотрели. Швейк быстро вскинул мешок на плечи и вышел со двора. Благородная
вдова уже за забором увидела его мелькавшую голову и провожающих его собак,
которых он отгонял назад.
- Товарищ должен был пойти домой, - улыбнулся Горжин, заметив ее
вопросительный взгляд. - Он вспомнил, что дома ему нужно написать письмо и
поспешил вернуться.
- Жаль, - сказала Любовь Владимировна, - вдвоем вам обедал ось бы лучше.
Ну, зайдите на кухню и простите - я должна переодеться.
И она ушла.
В темной кухне Горжина встретила старая, очень безобразная женщина и
сразу же сказала ему, что теперь ходит много всякого подозрительного народа,
всякий сброд, который только и норовит что-нибудь стащить, и дала ему миску
кислой, пахнущей плесенью, Бог знает сколько раз разогревшейся гречневой
каши.
- Она должна была показать свое гостеприимство, - сказал Швейк через
десять минут Горжину в лесу, когда они убили собак и выпотрошили их. - Она
воспитанная дама и должна была радоваться нашему визиту. Это не похоже на
пани Яношек в Будеёвицах. Однажды утром ее муж шел по площади и встретил
некоего Каганка из Праги, друга по школьной скамье, которого он не видел
почти двадцать лет. Он так обрадовался этой встрече, что позвал его к себе
на обед. Каганек долго отказывался, упирался, ему не хотелось идти, а Яношек
настаивал: "Пойдем, друг мой, раз мы с тобой такие друзья, моя жена
обязательно захочет с тобой познакомиться. Пойдем, домашний обед в сто раз
лучше ресторанного, и ты увидишь, как хорошо быть женатым и какая у меня
добрая и милая жена". В конце концов Каганек согласился и пошел за Яношеком.
Тот его представляет жене и говорит: "Это мой лучший друг, накрывай,
Боженка, на стол!" А она в это время как раз разливала суп. Посмотрела она
на гостя и говорит мужу: "Ах ты, старый бездельник, у самого нечего жрать, а
ты еще чужих водишь! Как увидит какого дармоеда, так и тащит его к себе!" Но
чтобы показать все же свою воспитанность, она угощает Каганка: "Пожалуйста,
будьте как дома, не стесняйтесь!"
Собаки Швейка возбудили в деревне сенсацию. Когда Швейк повесил на
грушевое дерево возле хаты первую собаку и начал ее свежевать, вокруг него
собралось много пленных, наперебой советовавших, что нужно делать с мясом,
чтобы оно было вкуснее.
- Одну изжарим, а другую сложим в банку с уксусом и луком. Тогда у нас
получится настоящая дичь, - сказал Горжин и отправился на огород разыскивать
лук.
Собравшаяся под грушей толпа пленных обратила на себя внимание
деревенских ребятишек и баб. Прежде всего пришли два мальчугана и, увидев
висящих на ветках двух собак, побежали сообщить об этой новости в свой дом.
Потом прибежали к хате и бабы и сказали:
- Авдотья Михайловна в поле копает картошку, нужно ей сказать, чтобы она
знала, что сделали австрийцы с ее грушей.
Ребятишки не замедлили, сейчас же побежали в поле и сообщили хозяйке, как
пленные опоганили ее грушу.
Едва Швейк закончил свежевать вторую собаку, как прибежала Авдотья
Михайловна. Мотыгой она разогнала пленных, ругаясь так, что никто в жизни
такой ругани не слышал. Затем влетела в хату, взяла топор и начала рубить
грушу.
- Господи, православные, ну подумайте только! Ведь я же могла эти груши в
рот взять, груши с собачьей кровью. Прости, господи, грехи мои, теперь я все
повыброшу из хаты!
И в то же время, как тупой топор почти безрезультатно отскакивал от
сухого дерева, Швейк не спеша складывал в жестяной ящик из-под русских
патронов своих собак. На вопрос, зачем баба рубит грушу, он отвечал:
- Видите, груша наполовину сухая, а дров нет, так хозяйка хочет