всецело на его попечении, так как Россия официально оставила их на произвол
судьбы; он предложил им не разбиваться, держаться дружно всем вместе и
заверил, что рано или поздно, а он им найдет работу; что он полюбил их, как
родных детей, никогда их теперь не оставит и что, если потребуется, он
пойдет пешком с ними хотя бы до Сибири. Закончив свою речь, он посмотрел на
карту, махнул рукой на восток, и все тронулись в путь.
Рота держалась удивительно дружно. Никто не отставал. Отдельные пленные
отбегали от дороги к хатам, где предполагали выклянчить кусок хлеба или пару
картошек, и стремглав летели обратно к своей группе.
Евгения Васильевна подъезжала к пленным на лошади и подбадривала:
"Ничего, дети, мы идем в Россию, а там хлеба хватит!"
Собака Горжина и Швейка была уже съедена, только Смочек держал все время
во рту жареную кость и сосал ее, а Горжин делился своими планами:
- Когда война кончится, я открою чайную с девочками.
Так они шли, рассказывая анекдоты, делясь воспоминаниями и ободряя себя
всякими планами, а перед ними расстилалось лишь кое-где поросшее кустами
бесконечное поле. Иногда встречались деревушки.
- Эй, дети, впереди река, а моста-то нет! - закричал полковник.
Неожиданно перед ними блеснула река.
- Как же мы будем переправляться, где же мост? Чертова река, что же
делать? - уныло сказал полковник, когда они подошли к реке.
Он обратился к Евгении Васильевне, и та, вглядываясь вдаль, сказала без
колебания:
- Там вправо виднеется какая-то деревня. Я заметила, что дорога шла туда,
а где есть деревня, там будет и переправа. Пойдемте туда, люди отдохнут,
переночуют, а утром потащимся дальше.
Полковник, обрадовавшись этому разумному плану, скомандовал:
- Ну-ка, дети, по берегу направо, вперед в ногу! - и, хлестнув свою
лошадь, он поскакал вместе с Евгенией Васильевной, чтобы раньше отряда
приехать на место.
Деревня, в которую они пришли уже в сумерках, не была похожа на деревню.
У берега реки приютилось несколько разбросанных дворов, разоренных и
грязных, занятых какими-то оборванцами, которые заявили, что они беженцы из
Галиции. Эшелон пленных они встретили холодно.
- Картошки нет, дров нет, ничего нет! Моста тоже не было, переправлялись
крестьяне на полусгнившем плоту. Выяснилось, что мост есть только у Лунинца,
до которого будет около сорока верст. Полковник собрал людей и сказал:
- Ложитесь и отдохните, а утром увидим, что делать!
Пленные в лачугах заснули как убитые. И уже сквозь сон некоторые слышали
голос полковника, приказывающего кому-то отвести лошадь в сарай и дать ей
сена. Затем наступила тишина.
Через некоторое время, когда Марек уже спал, а пискун с Горжином храпели,
словно состязаясь друг с другом, Швейк почувствовал, что лежавший рядом с
ним Смочек ворочается; потом тот встал, выбежал во двор и принес с собой
большую сучковатую дубинку, поставил ее в угол и лег опять.
- Ты что, боишься, чтоб тебя кто не обокрал? - шепотом спросил его Швейк,
а Смочек ему ответил также шепотом:
- Не боюсь, но умираю с голоду. Хочу раздобыть мяса. Ты умеешь молчать?
- Как святой Ян Непомуцкий18, - побожился Швейк.
- Так ты утром молчи. Ты ничего не знаешь и ничего не видел, - строго
добавил Смочек.
Утром полковник сам пришел будить пленных. Он высказал сожаление, что тут
ничего нельзя купить и пленным опять придется поголодать; собрав всех на
улице, он сказал:
- Слышите, австрийцы, моста мы искать не будем и через речку перебираться
не будем. Отсюда вниз по реке есть город Мозырь, а там, наверное, будет
воинский начальник. Дети, осторожно: возьмите паром и, сколько войдет вас,
садитесь на него. Остальные побегут по берегу и, как только устанут,
меняются с товарищами на пароме. И так будете меняться, а через три-четыре
дня будем в городе. Поняли?
- Поняли, ваше высокоблагородие, - хором залаяли пленные, довольные
перспективой необычной дороги.
- Возьмите паром, а если кто из здешних будет вам препятствовать, дайте
ему по морде. Сразу по морде! - говорил полковник.
Головатенко, гордый тем, что так удачно разрешил сложную проблему, пошел
в сарай за лошадью. Но оттуда уже летела ему навстречу Евгения Васильевна и,
заметив его, разразилась истерическим плачем:
- Конь сломал ногу! Лошади дрались копытами, и твоя лошадь моей
переломила ногу!
Полковник поспешил к сараю. Его лошадь забилась в угол и дико озиралась,
в то время как другая лежала на боку и болезненно ржала. Задняя нога у нее
была перебита.
- Ну что же, воля божия, - утешал плачущую любовницу старый полковник. -
Они лягались, и вот моя побила твою, а теперь уж ничего не сделаешь. Нужно,
чтобы она не мучилась. - И, обнимая левой рукой плачущую женщину за талию,
он правой вынул револьвер и, приложив его к уху лошади, выстрелил два раза.
Голова лошади упала, все ее туловище содрогнулось и затем вытянулось.
Евгения Васильевна наклонилась над нею.
- Ну, сладкая, милая, пойдем, - успокаивал ее полковник. - В первом же
городе куплю тебе новую. Тут ничего не поделаешь.
Толпа пленных стояла за ними, так как весть о том, что лошадь сломала
себе ногу, быстро облетела всех. Среди них нервно и нетерпеливо топтался
Смочек, который неожиданно подошел к полковнику и сказал:
- Ваше высокоблагородие, разрешите нам ее съесть. Мы голодны, а такое
хорошее мясо жалко бросать.
Полковник в нерешительности пожал плечами. Евгения Васильевна посмотрела
в лицо Смочека, на котором по-волчьи горели глаза, и неожиданно, словно она
умела читать в его глазах, закричала:
- Он ногу перебил! Лошадь не могла сама сломать себе ногу! Это он сделал,
чтобы нажраться! Милый, дай револьвер, убей его!
Она рванулась к Смочеку, вцепилась в его лицо и начала царапать ногтями.
Смочек оттолкнул ее, а она, выхватив револьвер, висевший на поясе у