а ты ничего не делаешь!" - говорит другой. В общем, отколотили его так, что
свезли его в больницу в карете скорой помощи. Там, когда доктора стали его
обкладывать льдом, он и говорит:
"Молодые люди! Ради всего святого, послушайте меня, старого человека:
когда где-либо затевается скандал, не будьте никогда нейтральными, а будьте
радикальными. Станьте или на ту, или на другую сторону и вмешивайтесь в
самую суть дела. Бейте кого попало! А если будете нейтральными, то вас
станут бить. Вот эти все шишки и ссадины я получил за свою нейтральность".
Через час Швейк оказался на базаре и убедился, что спрос на его товар
довольно плох. Никто на его перстни и внимания не обращает; люди ругались и
волновались:
- Задержали телеграмму! Из Питера человек приехал.
- Но воинский-то начальник телеграмму получил.
- А почему он ее солдатам не прочел? Мать его...
- На заводах забастовки. Вчера человек из Москвы приехал, говорит, надо
бастовать; в Петрограде революция началась, - слышал он всюду.
- Говорят, что царя уже нет.
- Как нет? Разве можно жить без царя?
- Дурак. Без хлеба сдохнешь, а царь тебе на что?
Швейк понял, что начинается нечто важное, и спрятал свои кольца в карман.
С базара он пошел по главной улице навстречу волновавшейся толпе,
направлявшейся к зданию воинского присутствия.
Казачьи патрули и стража проезжали и прохаживались беспрерывно, не
обращая ни на что внимания, городовые ходили кучками по три-четыре, и,
казалось, они насторожились, очень встревожены и чего-то опасаются.
Неожиданно из одной улицы на главную площадь хлынула толпа бастующих, а в
центре на шесте трепетало красное знамя. Городовые бросились к знамени,
чтобы сорвать его.
Толпа их окружила, и вытащенные ими было шашки были моментально отобраны.
На улице раздался крик: "Да здравствует революция, бейте городовых, бейте
сукиных сынов!" На городовых посыпались удары, и те, прикрывая руками
головы, старались пробраться сквозь густую толпу.
Стража, состоявшая из солдат, и теперь не принимала никаких мер; вскоре
появилась рота солдат с красными бантами на груди.
Их вел Воробцов; возле здания военного управления солдаты подняли его на
плечи, и он, сняв фуражку, закричал:
- Товарищи солдаты и рабочие! В Петрограде революция: царь свергнут.
Старое правительство пало, там теперь хозяином Совет солдатских и рабочих
депутатов. Полиция уничтожается и здесь, власть переходит в руки советов,
которые уже выбираются. Товарищи, мы положим конец войне; земля будет
разделена среди крестьян, фабрики будут переданы рабочим. Да здравствует
революция, да здравствует революционная армия и пролетариат!
Несколько выстрелов раздалось откуда-то из окон, и пули защелкали о
стену; толпа расступилась.
- Городовые стреляют, сукины дети! Нужно их переловить и побить!
Вскоре все разбежались по городу в погоне за городовыми. Этот день для
них был судным. Несмотря на то что они бросали шашки, срывали с груди
ордена, их узнавали по синим штанам и били всюду.
У подъезда одного дома Швейк увидел человека, трясущегося в одних
подштанниках; он догадался, что это городовой, так как его синие штаны
висели на воротах во дворе.
- Не думаете ли вы тут спать? - заинтересовался Швейк. - Я бы вам не
советовал: в этом месте как раз сквозняк, и это отразилось бы на вас очень
плохо.
Швейк с интересом смотрел, как у полицейского трясутся колени и как он
старается укрыться.
- Мне кажется, что у вас небольшая дрожь в коленях, - добродушно сказал
Швейк. - Ну, это бывает. Кстати, я вам советую остаться здесь: на базаре
делается что-то невообразимое. Только что там повесили шесть городовых, и
им, конечно, сейчас хуже, чем вам; утешаться тем, что они уже пережили
неприятную для них минуту в то время, как другим предстоит пережить еще
многое, - удовольствие небольшое. Вон там, на той улице, одного городового
посадили живым на кол; он сидит теперь на колу и поет "Боже, царя храни".
Вы, наверное, тоже умеете петь эту великолепную песню? - спросил он, смотря
на городового.
- Я уже ее забыл и никогда ее петь не буду, - сказал городовой, у
которого не попадал зуб на зуб, что вызвало сочувствие у Швейка.
- Мне кажется, вам холодно. Вы стучите зубами, как собака, когда она ищет
блох. Или вы боитесь того, что вас ожидает? Вы не бойтесь, они вас и тут
найдут. Божьи мельницы мелют медленно, но верно.
У городового волосы стали дыбом; он упал перед Швейком на колени и
завопил:
- Голубчик, прошу вас, ради всего на свете, спасите меня! Чем я виноват!
Служу, значит, служу. Приказали мне, я и подчиняюсь. Ну, что я могу сделать?
У меня жена и дети... Ой, мои дорогие дети сиротами будут!
Городовой начал рвать на себе волосы, подступая к Швейку и убеждая его в
том, что он никогда никому по своей воле не причинил зла и что исполнял
только приказания начальства. Потом начал лазить по карманам.
- Вот вам пятьдесят рублей, возьмите их и отдайте мне свои штаны! А мои
синие возьмите себе... сукно на них хорошее... Сделайте это для спасения
своей души, спасите отца ради несчастных детей!
- За то, что у тебя есть дети, я над тобой сжалюсь, - сказал Швейк
медленно, протягивая руку за бумажными десятирублевками. - Я действительно
это делаю из жалости.
Он расстегнул ремень и, снимая ботинки, сказал:
- Повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. Видишь,
голубчик, сегодня ты мне, а завтра я тебе. Да, для вас настали черные дни;
твое счастье, что ты меня ни разу не прогонял с базара с моими кольцами.
Городовой быстро надел брюки Швейка на себя и с благодарностью пожал ему
руку:
- Бог даст, старое время вернется, и я тебе за это отплачу. Ну, послушай,
ты человек умный: на Садовой улице есть гимназия, там много наших