- Я думаю, что там уж будет море и что там-то уж я встречу этих самых
антиподов.
В КИЕВСКОЙ КРЕПОСТИ
В детстве в хрестоматии мы читали хорошую сказку об одном короле, который
разбил и рассеял войска двенадцати вражьих королей, а самих королей забрал в
плен и запрягал их в колесницу вместо волов.
И было так, что один из королей, захваченный в плен и запряженный вместе
с другими в колесницу победителя, непрестанно смотрел на переднее колесо и
все выкрикивал: "А колесо все вертится!" Он повторял это так долго, что на
него король-победитель обратил внимание и приказал остановить колесницу,
чтобы спросить, что означали эти слова.
Запряженный король ответил на его вопрос:
- Колесо вертится, часть обода, которая была вверху, падает вниз, а та,
что была внизу, снова подымается вверх. То же, коллега, происходит и с
людьми: раньше мы ездили на своих подданных, а теперь, о могущественный
король, ты ездишь на нас.
Королю-победителю так понравилась эта философия, что он посадил пленного
рядом с собой в колесницу. Усевшись, король перестал философствовать,
увеличив собою груз, который должны были везти уже только одиннадцать
королей.
К чести Швейка необходимо сказать, что он не следовал примеру этого
короля и никогда не пользовался временной благоприятной ситуацией - ни
тогда, когда они в течение трех недель шли от Брод до Киева, не получая
пищи, ни тогда, когда они высовывали языки на пыльной дороге или стучали
зубами в промокших шинелях, голодные, как волки; Швейк оставался бравым
солдатом или, как его называли русские, хорошим солдатом. Он бесконечно
твердил:
- Все это скоро кончится. За Киевом будет море, а в море всегда можно
наловить рыбы.
Случалось, что они проходили мимо чешских деревень, основанных здесь
колонистами, приехавшими в Россию уже очень давно. Кое-где их принимали с
большим энтузиазмом, давая им вдоволь пищи, но большей частью попадались
деревни, в которых все было закрыто и население которых поглядывало на
проходивших гостей с родины только из окна и довольно неприязненно.
- Вот мерзавцы! - сказал учитель в одной такой деревне. - Голос крови в
них совершенно не сказывается.
- Скряги, как все мужики, - подтвердил вольноопределяющийся, убедившийся,
что со Швейком на чужбине не пропадешь, и все время державшийся около него.
- Удивительно: мы чехи и они чехи, - и не дадут человеку даже картошки!
Вчера вот только я сказал одной старушке, что двенадцать апостолов на
Староместской площади с начала войны не ходят, и она мне за это дала кусок
творогу. А вот эти даже и не спросят, как у нас там!
- Они тут - как все равно родственники одного Свободы из Нетеша у Ичина,
- заговорил Швейк. - Этот Свобода учился в Праге и стал учителем. А потом
женился на дочери одной купчихи Цмераловой на Жижкове, где он квартировал.
Ну, прожил он с ней двадцать лет, и она ему опротивела. Загрустил он -
надоела ему постылая жизнь. Вот, когда наступили летние каникулы, он
вспомнил, что хорошо бы поехать посмотреть на родной край: каким он теперь
стал? Ну, сел в экспресс и поехал в Ичин, и чем дальше, тем больше умилялся.
Он все воображал себе свой родной домик: как он стоит теперь в стороне, а
вокруг все цветет, зеленеет; он представлял себе, как собачка Орех, с
которой он ходил в поле за мышами, будет лизать ему ноги, - одним словом,
рисовал себе так, как это рассказывается в сказках про блудного сына,
возвратившегося домой к отцу. А все люди говорят: "А, да это Франтик
Свобода, что стал в Праге большим человеком. Ах, как жаль, что старик
Свобода - царствие ему небесное... хороший человек! - не дождался этой
радости!"
Так вот идет он, значит, в деревню и видит - возле дороги старик Ирава
косит ячмень. Господин учитель говорит трогательно по-простонародному: "Бог
в помощь!"
Дедушка Ирава на это ему вежливо отвечает: "Для чего же бы это Бог стал
впутываться в мои дела? Оставь ты его в покое, а пойди-ка, бездельник, и сам
помоги мне! И так, наверно, все бока пролежал? Зря только проводите время!"
"Ну, этот человек выжил из ума и сделался злюкой", - подумал про себя
Свобода.
И чтобы его задобрить, он подошел ближе: "Дедушка, разве ты меня не
узнаешь?"
Тут Ирава бросился на него с косой и закричал: "Пошел вон, бродяга! Ты,
что же, думаешь, я должен знать всех воров? Так их тут много шляется! У
старого Моравца украли часы из жилетки, когда он косил и оставил ее на меже.
Не ты ли это был тут? Иди отсюда, иначе я позову ребят!"
Учитель подумал, что старик шутит, и, удрученный, пошел в пивную. Там
никого не было. Он заказал пиво, а содержатель пивной его спрашивает: "Вы,
наверное, страховой агент? Или продаете картины?"
Кабатчику, по фамилии Башня, Свобода признался, что он родом из этой
деревни, что теперь он в Праге учителем и приехал посмотреть на родной край.
Кабатчик ему: "Отца я вашего помню, он частенько ко мне ходил. Пил он только
ром, сжег внутренности и получил язву желудка. Хотя о мертвых и не говорят
плохо, но прохвост он был порядочный. Он ведь больше жил в суде, чем дома".
После этих слов пиво для учителя сразу стало горьким, и он направился к
своему родному домику. Но на месте бывшего дома стоял огромный домище; перед
домом на лавке сидит сестра учителя; увидев брата, она говорит: "Жаль, что
мне нечего тебе дать. Хлеб у меня черствый, корова не доится... Ты тут
останешься или уже сегодня уезжаешь? У нас тебя и положить-то негде. Дом
новый и сырой. Детей у тебя нет? Нет? Вот хорошо - больше сбережешь. Ах, как
жалко, что мужа нет дома! Он собирался писать тебе письмо с просьбой
прислать шесть сотенных. Ты не мог бы помочь нам купить корову, лошадь и
телегу? Ужинать я бы тебе советовала пойти в трактир, дома я готовлю
кое-как, ты и есть не станешь. А если ты там задержишься, то переговори и о
ночлеге да возьми с собой и мужа; он будет очень доволен и часто будет
вспоминать о своем дорогом шурине, как тот угощал его в трактире".