В общем, этот учитель оказался в Праге в тот же вечер и весь месяц потом
ходил в глазную клинику, потому что на обратном пути у него от слез
разболелись глаза.
Швейк подошел к избе, в которой за окном виднелось красное лицо здоровой
девки, удивленно смотревшей на толпу, показал ей язык и пошел дальше. В
избах можно было видеть семьи, сидевшие за столом за закрытыми наглухо
дверями.
К Киеву подошли в воскресенье утром. Не доходя до города, их разместили в
большой, широко раскинувшейся деревне, где хорошо накормили. В половине
второго ночи их разбудили и погнали в Киев, колыбель и жемчужину Украины.
Никогда в жизни Швейк не видел такого огромного города. От семи утра до
трех часов дня они проходили по улицам, окруженные густыми рядами войск, и
не могли выйти из города. Дома и домики стояли бесконечными рядами, а
перекрестков нельзя было и счесть.
Огромные толпы народа глазели на них с тротуаров, и всюду был слышен
радостный говор:
- Вон пленных ведут! Опять наши много забрали!
На что городовые, дополнявшие конвой, шедший шпалерами возле пленных,
отвечали:
- Очень много! Скоро война кончится. Победим врага!
Если пленных удивляли обширные пространства России, поля, луга и леса,
которые они прошли, то величина Киева их просто поразила... Люди, имевшие
кой-какие знания или думавшие, что они обладают географическими познаниями о
России, были совершенно сбиты с толку. В одиннадцать часов учитель сказал:
- Это невозможно, ведь это же Киев. А в Киеве около восьмисот тысяч
жителей. За то время, что мы идем, мы могли бы пройти шестимиллионный
Лондон. Иначе тут должна быть только одна улица!
- Через одну улицу мы шли уже два раза, - говорил кто-то за ним. - Я это
узнал по одной вывеске; там было написано по-русски и по-французски. Это
какая-то французская фирма.
- Так это, наверное, было отделение в другом квартале? - спрашивал
вольноопределяющийся.
- Не, не, не... тот самый дом, и магазин был тот самый, - отвечал ему
решительно и определенно голос.
- Ребята, - раздался голос Швейка, - по одной площади мы проходили пять
раз! Это та самая, посередине которой стоит памятник. Но каждый раз мы туда
приходим с другой стороны и по другой улице; фирмы-то там, правда, другие,
но памятник тот самый. Они еще нас будут водить долго; черт возьми, они над
нами издеваются!
Швейк не ошибся в своих предположениях: так было на самом деле. Когда
неудачи постигали русские войска на фронте, генеральный штаб, желая в тылу
успокоить русскую общественность, переводил с места на место огромные массы
пленных, как переносит кошка котят, чтобы показать свои успехи на фронте.
Это был очень простой и оказывавший великолепное действие трюк;
генеральный штаб считал пленных с самого начала войны и помещал в газетах
сведения, что количество пленных, взятых в такой-то и такой-то битве,
достигло таких-то и таких-то цифр, заканчивавшихся обычно четырьмя, пятью
или шестью нулями.
Огромные поезда с пленными, перевозимыми от станции к станции, и
бесконечные их ряды, проходившие по улицам больших городов, газетные
сообщения - все было направлено на то, чтобы поддержать бодрое настроение
населения, начинавшего относиться отрицательно к войне, что заметил даже
бравый солдат Швейк, сказав:
- Ну, им тоже по горло надоела эта война! Штабы и информационные бюро
всех государств работали одинаково; в Австрии часто коротко и сухо
сообщалось, что "наши войска перед превосходящими силами противника отошли
на заранее подготовленные позиции", оцениваемые военными специалистами, как
неприступные. А через три дня с этих неприступных позиций удирали изо всех
сил, между тем как пространное информационное сообщение гласило: "Взводный
командир Вацлав Крупичка взял в плен шесть яростно оборонявшихся русских,
что свидетельствует о геройстве и отваге австрийских войск и о твердой
решимости не уступать неприятелю".
В России эта система "солдат-героев" после русско-японской войны была
оставлена; только изредка для разнообразия сообщений из действующей армии
пользовались рассказами о богатырских подвигах казаков, больше же
манипулировали с пленными. Если бы кто-нибудь сейчас взялся и сосчитал по
французским, английским, русским и немецким газетам и журналам, сколько их
армии взяли пленных, то у него получилась бы такая цифра, которой не могли
бы прочитать никакие астрономы.
Итак, граждане города Киева в это памятное воскресенье получили
возможность укрепить свои патриотические чувства, глядя на шагавших по улице
пленных врагов, окончательную победу над которыми генеральный штаб обещал в
самое ближайшее время.
Открытие, что их водят по улицам Киева напоказ, как медведей, было
сделано почти сразу в разных частях эшелона военнопленных, среди которых
были солдаты, обладавшие хорошей зрительной памятью. Когда к обеду пленные
волочили свои усталые и разбитые твердой мостовой ноги вверх по Крещатику, а
стоявшая по обеим сторонам широкого проспекта толпа радостно кричала "ура",
кто-то в толпе сказал: "Вот опять свежие пленные!" Ему в ответ из среды
пленных крикнули:
- Да, да, опять свежие! Только мы в Киеве так давно, что уже протухли!
- Опять идем к той же самой площади. Долго ли нас будут таскать по Киеву?
- нервно спросил у учителя вольноопределяющийся.
Вместо него Швейк ответил мечтательно:
- До тех нор, пока им не надоест. Они нас взяли в плен, они имеют право
нас показывать. Я знал одного мясника Гурку, у того никогда не было ни
копейки, но на груди в сумке он всегда носил сто крон и никогда их не менял.
Раз в пивной он выпил пива и съел сосисок, потом позвал полового: "Хочу
платить!" Он вынимает эти сто крон, кладет на стол, но как только половой
протягивает к ним руку, хватает деньги и говорит: "Подождите, я забыл, что у
меня есть мелочь", И кладет на стол три полтинника. Я знал его пять лет и
знал, что всем своим знакомым он должен. Но эти сто крон он так и не