К десяти часам пришел чиновник и привел крестьян. Они обступили пленных и
начали выбирать, обращая внимание главным образом на фигуру, и в уме
прикидывали работоспособность каждого.
- Этот, кажется, будет хорошим работником, - указал чиновник кнутом на
Швейка, красное лицо Которого светилось восторгом от того, что столько людей
им интересуется.
Бородатый мужик в высоких сапогах, из которых у него выглядывали пальцы,
подошел к Швейку, взял его руки в свои, с видом знатока ощупал его и сказал:
- Да, это будет первый; надо еще двоих хороших.
- А зубы ты не хочешь посмотреть? - вежливо спросил Швейк по-чешски,
открывая рот. - Ну-ка, на, посмотри, какие у меня клыки.
- Есть хочешь? - завертел головой крестьянин. - Ну, сейчас еще, брат,
нельзя, сперва заработай!
Затем он посмотрел на Марека, ощупал его мускулы, потом взял его руки в
свои и отрицательно помахал головой:
- Сильный, но белоручка.
- Эй ты, не позорь моего друга, - вступился за него Швейк, - ты будешь
доволен, если мы к тебе пойдем чернорабочими. Ты будешь только удивляться
нашей работе.
- Ничего, научится, - убежденно сказал чиновник крестьянину, который не
спускал глаз с Марека и не мог решиться.
Мужик подтолкнул Марека к Швейку и стал искать третьего. Но пленные уже
были разобраны, возле каждого стоял мужик, держа на нем руку, а на бревнах
остался только желтый, словно больной, солдат.
- Бери этого, - приказал чиновник мужику, который не знал, что делать -
Бери, у тебя два очень хороших, а этот тоже будет работать неплохо.
И сам подвел несчастного солдата к Мареку.
- Ты что - венгр или что? - спросил его Швейк.
- Словак, дружище, словак, - смущаясь, отвечал спрошенный. - Я из Штявниц
у Тренчина.
- А не тот ли ты самый, которого один раз зимою выгнали из кабака Маглая,
- спросил Швейк с интересом, - ты там напился, не хотел платить, и тебя еще
потом начисто обокрали?
Чиновник согнал крестьян вместе, взял у писаря инструкцию, принесенную из
канцелярии, и прочел, как крестьяне должны обращаться с пленными. Они должны
строго следить за тем, чтобы пленные не убегали, чтобы у них не было связей
с женщинами, они не должны их заставлять работать больше, чем работают сами,
должны давать им есть то, что едят сами. Затем он отослал писаря прочь, а
сам продолжал толковать с крестьянами.
- Австрийцы - люди хорошие и хорошие работники. Вы будете ими вполне
довольны, я написал в лагерь, чтобы они прислали людей, особенно
старательных и сильных. А теперь, ребята, по рублю на водочку! - весело
воскликнул он, пощелкивая пальцами по шее.
И крестьяне не особенно охотно начали вытаскивать из карманов кисеты с
деньгами и давали чиновнику по рублю.
Бородатый крестьянин, который называл себя Трофимом Ивановичем, чтобы его
новые работники знали, к кому они едут, повел Швейка, Марека и словака
Звержину на базар, запряг там в низкую тележку двух лошадок, предложил
пленным сесть и, влезая на телегу сам, крикнул на лошадей: "Ну, вали,
вперед!"
Выехали из города. Перед ними расстилались бесконечные поля, засеянные
пшеницей, уже местами скошенной и сложенной в копны так, как в Чехии
складывается сено.
Крестьянин, указывая на поля, сказал:
- Мы уже тоже покосили. Остается скосить сено, да не было времени, а
потом возить будем. Хлеба - слава тебе, Господи. Ну, скоро к хате доедем.
Поля пшеницы перемешивались с полями подсолнухов, с лугами. Травы местами
уже начали высыхать. Швейк, который понял, что они должны будут косить сено,
сказал словаку:
- Видишь, какие они хитрые, у них сено сушится на корню.
Через четыре часа они приехали в деревню, где им вышло навстречу много
женщин и детей, смотревших на них со страхом, и въехали во двор, где хозяина
ждала хозяйка с двумя взрослыми дочерьми.
- Вот австрийцев привез, - сказал им Трофим Иванович, соскакивая с воза.
- Рупь чиновнику за них заплатил. Наговорил он мне много, что с ними нам
нужно делать. Хорошо их кормить, пять рублей в месяц каждому платить и не
пускать их с бабами спать.
Дочки громко рассмеялись, а крестьянин распряг лошадей, взял гостей за
рукава и сказал:
- Пойдем-ка обедать.
Они вошли в грязную, темную комнату, где на стенах, сложенных из простых
бревен, висели в углу, в паутине, иконы, блестевшие бронзой и позолотой. С
одной иконы важно смотрело лицо Христа, а с другой - горько улыбалась
богородица.
- Ну, садитесь у нас, - показал хозяин на лавку. Хозяйка и девушки
остались стоять у дверей. Затем, привыкнув немного к военной форме
иностранцев, они постепенно начали засыпать пленных вопросами:
- Ну, как у вас? Жена есть? Дети тоже? Земля есть? Капуста у вас растет?
- Это моя хозяйка, а это дочки, - поспешил объяснить Трофим Иванович. -
Это Наташа, а это Дуня.
Дуняша, пышная девушка, роскошная грудь которой обтягивалась кофтой так,
что кофта чуть не лопалась, сняла с головы Швейка фуражку и погладила его по
голове. Затем, недоверчиво посматривая на Марека, заглянула ему под козырек
и сказала отцу:
- У них рогов нет, а глаз двое. А батюшка в церкви сказал, что они
антихристы, что глаз у них посреди лба и только один, и рога на голове, как
у быков. Может, это не австрийцы?
- Дурак ваш батюшка, - решительно сказал отец, - Дурак, говорю. Они люди,
как и мы, и все грамотные. Чиновник говорил, что они даже арбуз вилками
едят. Ну-ка, давайте обед!
Из огромной печи, стоявшей в другом углу, хозяйка вытащила ухватом
закопченный чугунок, а дочери поставили посреди стола большую деревянную