чтобы богородица на нас смотрела.
- Ну, Дуняша, уже почти темно, - взмолился Марек, - честное слово, я вот
тебя едва вижу, а потом я пойду во двор и закрою ставни.
Он вышел и прикрыл их. А когда вернулся, на столе светилась небольшая
закопченная лампа, а Дуня опять крестилась перед иконами.
- Прости, господи, грехи мои!
- Но, Дуня, зачем огонь? - спросил он, прижимая ее к себе, - Я потушу.
- Не надо, не надо тушить! - Дуня рванулась к лампе. - Я не хочу. Бог и
во тьме видит, а я не хочу, чтобы богородица обо мне знала.
Марек в отчаянии сжал руки над головой.
- Ты сама не знаешь, чего хочешь!
И Дуня, подходя к нему, зашипела ему в лицо:
- Ну глупец, непроходимый дурак! Каждый сопляк у нас знает, что нужно
делать, а ты солдат и ничего не знаешь... Ну, дурак, смотри же!
И, плача от злобы, она вскочила на полати, с ненавистью перевернула
богородицу и Христа лицом к стене, стукнула по ним кулаком так, что с них
посыпались пыль и паутина. С лавки она соскочила, бросилась на шею Мареку и
победоносно крикнула:
- Ну, что же ты смотришь, глупец! Теперь они смотрят через стену на
улицу, а мы за ними можем делать, что хотим!
И, падая на подушку, она увлекла за собой Марека и, обнимая его, шептала:
- Мой милый, дорогой, золотой австриячек!
На дворе уже было светло, но в глазах Марека еще клубилась сладкая
темнота, когда он шел через двор, чтобы доспать на своем сене. Через
некоторое время приехали Швейк и Звержина и расположились возле него. Они
проспали до самого полудня, пока Дуня не пришла к ним и не начала их будить
к обеду. Она погладила Марека по лицу и, видя удивленный взгляд Швейка,
сказала ему:
- Бедняжка - образованный! Устал, он белоручка и не привык к черной
русской работе. Ну, пускай сегодня отдохнет. К обеду у нас блинчики, и он с
них наберется сил.
После обеда все трое выстирали свои рубашки и пошли на улицу.
Мужики сидели в одном месте, а женщины в другом. Девчата клали друг
дружке на колени головы и, разгребая волосы, пели песни, разговаривали и
били в голове вшей и гнид.
Они пели свое любимое:
Ночкой темной я боюся,
Проводи меня, Маруся
Когда появились пленные, взгляды всех устремились на них. Все притихли, и
только Дуня потихоньку что-то рассказывала. Она указала на Марека и
сообщила:
- Они - все равно как наши мужики; они работают, курят, играют на
гармонике, напиваются; и жен у них бьют. А он мальчик славный и умный. Все у
них, как у наших. Только у них малюсенькие...
Дуня это сказала так, что у нее все лицо искривилось от удивления. Затем
подняла мизинец левой руки и, показывая на его половинку, снова подтвердила:
- Такой вот малю-ю-юсенький!
И девчата вокруг нее разразились бурным, неподдельным смехом.
МЕДИЦИНА БАБКИ МАРФЫ
На другой день шел дождь, и Трофим Иванович во вторник утром вывел своих
рабочих в хлев, где зимой стоял скот. Он принес лопаты и от одной плетеной
стены начал из навоза вырубать куски в форме кирпича.
- Вот как, ребята, нужно рубить. Накладывайте их на воз, Наташа будет
возить их за хату, а Дуня складывать в кучи.
- Ты будешь строить новую хату? - спросил его Марек. - Для чего это ты,
хозяин, готовишь эти кирпичи?
Трофим Иванович объяснил, для чего служат кизяки, потом, видя, что его
никто не понимает, он потащил Марека за собою в кухню и показал ему на печь:
- Вот для чего это надо! Это русский антрацит.
И тогда только была разъяснена загадка кирпичей, которые они видели,
когда ехали по России.
За два дня они вычистили весь хлев, и хозяин был доволен. Дождь перестал,
но было еще холодно, так как дул свежий ветер, и Трофим Иванович решил веять
пшеницу.
Из сарая вытащили веялку, поставили ее на двор, и все поочередно вертели
ручку. Звержина, хваставшийся своей силой, таскал мешки и складывал их, а
остальные ссыпали зерно. Швейк все время отгонял вечно голодных поросят,
которые в каждый момент готовы были забраться в ворох и сожрать пшеницу.
И все-таки из-за свиньи однажды произошло несчастье. Как-то в полдень
свинья прогрызла мешок, который оставили у веялки, съела почти половину
пшеницы, а когда Швейк погнался за ней, она подбила Звержину, который в это
время нес на плече другой полный мешок. Звержина упал через свинью, а мешок
упал на нее. Свинья заорала, Звержина закричал. Свинья убежала, а Звержина
сам встать уже не мог. При падении он почувствовал, что у него что-то
хрустнуло в крестце. Его отнесли в сено в сарай, Трофим Иванович принес
икону, обнес ее с молитвой три раза вокруг Звержины и потом опять пошли
работать, так как Трофим Иванович, положив к изголовью заболевшего икону,
уверил его:
- Теперь ты на нее молись и к утру будешь здоров.
Но к вечеру, когда кончили работу, больному стало хуже; он стонал, не мог
повернуться и молился так отчаянно, что Швейк счел необходимым посоветовать
ему:
- Она, эта святая, не знает, где у тебя болит. Марек, подымем его и
покажем ей это самое место, чтобы она долго не искала.
Соединенными силами они сунули ему икону под спину. Звержина уснул, но
ночью разбудил Швейка:
- Дружище, вынь ее, мне уже лучше. А то эта проклятая рама давит. У меня
уже два раза от нее треснуло в крестце. Ну вот, теперь не болит.
Утром Трофим Иванович пришел их будить, ощупал немного припухшую спину
Звержины и удрученно сказал: