проклинал всю Австрию, австрийцев, проклиная день, когда ему вздумалось
взять пленных на работу, плевался, удивлялся и наконец перестал тогда, когда
услыхал голос Звержины: "Ну, цоб-цобе, цобе!"
- Ну, хоть бы тот пригнал мне быков. Ну-ка, ребята, запрягайте, мы еще
успеем два раза нынче сено привезти.
Первая пара волов вбежала во двор, и из уст Трофима Ивановича вновь
посыпались ругательства. Потом двор наполнился быками, коровами, овцами, а
Трофим Иванович рвал на себе волосы и кричал на Звержину, гордо стоявшего
среди ревущего, мычащего и блеющего скота.
- Я, мать... приказал, чтобы ты пригнал наших быков, мать... а ты,
мать... что ты пригнал, мать... Морда германская, сволочь австрийская, ведь
этот скот, мать... не наш! Гони его туда, откуда пригнал, а то убью, мать...
А когда его отчаяние прошло, он побежал к хате и позвал дочерей. Те
выбежали, и он распорядился:
- Попросите сейчас же трех лошадей у соседа, поедем искать свою скотину.
Девчата моментально прибежали с лошадьми. Трофим прыгнул На одну, показал
рукой на пленных и сказал:
- Самим приходится искать быков, у них ни у одного шарик не работает.
- У них все, что у других людей обыкновенное, - у них маленькое, -
вздохнула Дуня, садясь по-мужски на спину лошади.
Наташа уже выезжала со двора.
Поздно вечером вернулся Трофим Иванович с лошадьми, а еще позже дочери
пригнали быков.
Когда все пришло в порядок, хозяин пришел к пленным и. каясь, сказал:
- Простите, дети, что я вас утром ругал по матушке. Вы не могли найти,
скотина зашла далеко, кони на тридцать верст в степи были. А быки были аж
возле самых Кохоновиц. Простите, ребята, грехи мои.
- Прощаем, прощаем, - усмехнулся ему Швейк, - но я так набил задницу, что
теперь буду целую неделю прикладывать сладкий лист, чтобы охлаждало и чтоб
слишком не горело. Почему ты не напишешь на быках свою фирму, когда пускаешь
их в мир божий?
Как Дуня говорила, так и случилось: в воскресенье приехали гости - жених
с родственниками. Трофим Иванович низко кланялся, приветствуя гостей, и
сейчас же позвал их к обеду. Они вошли в хату, долго молились, кланялись,
потом уселись вокруг стола, все подали руки пленным и стали расспрашивать их
об Австрии и о том, почему произошла война.
Потом Наташа начала ставить на стол все, что мать напекла и наварила. Это
был торжественный обед, состоявший из лапши молочной, вареников, жареной
курицы, блинков, намазанных кислой сметаной. Деревянные миски ставились на
стол такими полными, что Швейк и Звержина закрывали глаза от блаженного
ощущения, а Швейк, расстегивая пуговицу у брюк, понукал Марека:
- Ты ешь тоже, пользуйся случаем. Черт возьми, жалко, что человек не
верблюд: нельзя наесться на семь дней сразу.
Дуня на обед даже не показывалась. После обеда Наташа поставила самовар.
Хозяйка любовно во все глаза смотрела на жениха и уж видела в нем своего
сына. Это был двадцатилетний парень, в начищенных сапогах, красной рубахе,
подпоясанной пестрым шерстяным кушаком. Потом мать жениха посмотрела на
пленных, а затем вопросительно на Трофима Ивановича. Тот понял, равно как и
Марек, что она хочет начать и что перед ними не решается. Хозяин поэтому
сказал:
- Можно, они ни черта не понимают. Марек оттащил Швейка на лавку у печки,
чтобы не мешать. Звержина ушел. Мать жениха откашлялась и затем, посмотрев
на иконы, на подушки и вычищенный самовар, сказала:
- Чтобы вы знали, зачем мы пришли к вам. У вас есть товар, не
какой-нибудь товар; а у нас есть купец, тоже не обыкновенный. Наш Илья
парень хороший, хозяйственный, да и красавец на погляденье.
- Да, да, - радостно подтвердил Швейк Мареку, - это, видно, какой-то
фрайер с этим кушаком.
- И уж время, чтобы Илья невесту в дом привел, - продолжала, словно
резала, мать. - Барышни у нас в деревне за ним бегают, а он и слышать не
хочет. Я сама ему одну выбрала, красивую да горячую, иду к нему: "Вот,
Илюша, вот на этой тебя женим". А он отказывается: "Как же, мамаша, у нас на
дворе черной курицы нет, а ты хочешь меня женить на черной?" Ну и признался,
что не любит ее, потому что ваша Дуня засела у него на сердце. Вот он ее бы
хотел в жены взять. А я ее не знаю, еще и не видала, где она у вас?
Наташа выбежала во двор, чтобы позвать сестру. Мать жениха сделала
ораторскую паузу, а потом начала снова:
- Илья бы мог найти невесту богатую и не такую красавицу, как ваша Дуня,
но мы сами богатые и можем позволить ему, чтобы он взял себе жену по сердцу.
Сколько вы можете за Дуней дать?
Тогда заговорила хозяйка, Дунина мать:
- А сколько бы вы хотели?
- Ну, что вы хотите ей дать?
- А на что вы рассчитываете?
- Ведь товар ваш, купец скажет, за сколько он продает.
- Правда, товар наш, но вы скажите, что мы должны к нему прибавить?
- Вы решайте сами!
- Так ведь вы приехали к нам, а не мы к вам. Вы нам предлагаете.
- Они торгуются, как на ярмарке, - заметил удивленный Швейк, когда
услышал эти слова.
- Мы за нашего Илью хотим невесту, у которой был бы самовар, подушки...
- И сундук кованый, - вставила его жена.
- Вот самовар дам, подушки дам, но обитый сундук не дам, - решительно
заявил Трофим Иванович. - Сундук, но только крашеный, такой невесте, как
наша Дуня, вполне достаточен.
- Нет, сундук дайте кованый, - отвечала мать. - Что нам Илюшу бесчестить?
Дуня, одетая в праздничное платье, вошла в комнату. Все, за исключением
жениха, притворились, что ее не заметили, и Трофим Иванович сказал:
- Ну так дадим и сундук кованый. Но Дуня бы такого жениха, как ваш Илья,
нашла бы и без сундука. А за это Илья калоши ей должен купить и половину на
водку на свадьбу дадите.