- Перспектива, нечего сказать.
Трофим ворочался на кровати. Жена ударила его несколько раз под ребра и,
когда он открыл глаза, заворчала:
- Вставай же, бочка бездонная! Пост начался, нужно молиться Богу.
И Трофим присоединился к кланявшейся паре, еще сонный и
непротрезвившийся.
Потом вытащил огромный тяжелый плуг, запрягли в него пару старых крепких
быков, а перед ними пару молодых, которых теперь должны были приучать к
упряжке, и впереди них еще пару старых; Трофим вывел их за деревню, показал
пленным поле и приказал, чтобы Марек водил волов, а Швейк и Звержина
погоняли их бичами, а сам стал за плугом.
Первую борозду он провел сам. На конце помолился, поставил на свое место
Звержину и зазевал:
- Надо выспаться, а то голова болит. Он отправился в хату, и Звержина сам
начал пахать. Это была адская работа. Вереница волов шла на несколько
саженей от плуга, молодые бычки быстро натерли себе шеи ярмом и отказывались
идти, пятились, покачиваясь от усталости, и Швейк, когда бычков
поворачивали, гладил их рукой.
- Бедные бычки, вы, как солдаты, когда их гонят на фронт. Меня вовсе не
утешает то, что я ваш офицер.
В полдень Наташа принесла холодной картошки и пять огурцов.
- Теперь во все время поста вы в хату не ходите, мы варить не будем.
Поэтому Швейк взял пучок соломы, зажег костер, положил картошку в огонь,
чтобы согреть, и, отогревая замерзшие руки, сказал:
- В воскресенье утром старуха была в церкви. Да, они сильно молятся
своему Богу, тут какая-то американская система. Одни ему молятся голодные, а
Другие батюшку начиняют так, что у него делается запор. И этот поп,
бездельник, когда проглатывает освященную курицу и она переваривается у него
в желудке, говорит им, что православному Богу очень приятно, когда в животе
у людей бурчит от голода. Я думаю, что мы эту Россию никогда не поймем. Вот
посмотрите, ребята, хотя бы на эту свадьбу. Отец об этом знает, сестра об
этом знает, а девка не проговорится, не откроет секрета. Это вовсе не так,
как та Маржена Мрзакова, когда она выходила замуж. Она выходила за одного
портного - красивый был парень, звали его Ми-гуль, но только у него потели
ноги. К свадьбе он купил новые лакированные ботинки, и ноги у него в них так
горели, что нельзя было выдержать. Сваты сидят пьют, разговаривают, а никто
из них не замечает, что жених от боли подымает ноги вверх, что он бы с
радостью разулся и надел бы старые шлепанцы. Гости стали исчезать только к
вечеру, а невеста осталась одна и пошла в спальню. Они жили у стариков. Ну и
он, этот Мигуль, тоже приплелся за ней, разделся и хочет проскользнуть к ней
под перину. Но он забыл снять пропотевшие носки, и она, когда его обняла,
вдруг его спрашивает: "Милый мой муженек, скажи мне, чем это тут так
воняет?" Она была хорошо воспитана и говорила так, как в книгах. И он в тот
момент не знал, что ей сказать: раньше ведь он в этом не признался. Ну, он
взял поцеловал ее: "Это, Маничка, мое воздержание в прошлом". А она
вздохнула глубоко, словно у нее камень свалился с сердца: "Ах, как я рада,
что я не девушка, я бы этой вони тогда не выдержала!"
- Ты правильно говоришь, Швейк, - улыбнулся Марек, и Швейк посмотрел на
него:
- В конце концов и ты обо мне скажешь, что я тоже тебе лгу. Да ведь это
выходит так, как с той Маркласовой в Пшишимасах. У ней был сын Польда, и
старик хотел отдать ему наследство, с условием, что сами они пойдут на
пенсию. Ну, вот раз в воскресенье призывают его и говорят: "Польдик, ищи
себе невесту". А Польда приходит через час и говорит: "Папенька, я бы
женился на этой Анделе Чейковой из Дубравчиц", - "Ты ее не можешь взять, -
говорит на это старик, - но не спрашивай почему; я знаю, она бы нам
пригодилась, но взять ты ее не сможешь". А когда Польда стал настаивать,
просил сказать почему, то старик ответил ему: "Ну, я ухаживал за ее мамой;
она, собственно, твоя сестра". Тогда Польда снова начал искать себе невесту
и опять пришел: "Папа, у меня другая невеста. Я женюсь на Марте Голубовой из
Шибжина". Старик опять покачал головой: "Нет, это тоже не годится; ведь я с
ее мамой был знаком пять лет, и она тоже твоя сестра". Но Польда уже давно
был влюблен в эту Мартичку, из-за нее начал страдать, ходил все время с
опущенной головой, в конце концов его начала одолевать тоска, и мать это
заметила. Она стала допытываться у Польдика, что с ним случилось. Польда
долго не хотел говорить, но потом признался маме, какие у него затруднения с
женитьбой, а мама почесала за ухом и спрашивает: "А она любит тебя, Польдик?
И ты ее тоже в самом деле любишь?" Польда только вздохнул: "Больше, мама,
чем тебя; мы друг без друга жить не будем". А мамаша почесалась в последний
раз и, смотря на Польдика, сказала: "Ну так ты не обращай внимания на его
речи и бери ее замуж; ведь он, наш старый-то, тоже не твой отец, а отцом-то
был другой".
Трофим пришел посмотреть на работу. Осмотрел поле, что-то посчитал по
пальцам, потом сказал:
- Через неделю все это вспашете. Потом, Звержина, я оставлю только тебя,
а вас, молодцы, отвезу опять в земскую управу.
Они допахали, и Трофим выдал им жалованье. На следующей неделе они
собрались в дорогу.
На телегу положили мешки. Наташа с матерью им долго кричали: "Прощайте!",
а когда Марек выругался: "Ко всем чертям!", Швейк добавил радостно: "На веки
твой! Готов идти с тобой прямо в ад".
ОДИССЕЯ ШВЕЙКА
Зажав под мышкой шапку, Трофим передал пленных писарю в канцелярии
земской управы. Тот, даже не посмотрев на них, сейчас же решил:
- Завтра вас передам другому хозяину на работу. Заявлений много. Идите во
двор, и там вам баба скажет, где вы будете спать.
Трофим простился с ними. Он пожелал им счастливого пути и на прощанье
сказал:
- Деньги не пропейте, ребята, душ своих не губите, сторонитесь женщин и
сапоги себе купите.
Эти советы, а особенно последний из них, были весьма полезными. У ботинок