техника у него большая.
И он махнул рукой возле носа Марека с такой силой, что тот едва отскочил.
- Он похож на того Корженика из Нуслей, - решил Швейк, отступая назад
перед казаком, намеревающимся также и ему доказать глубину своего огорчения.
- Это Корженик ездил у крестьянина с лошадью и всегда разговаривал с ней.
Едет в Прагу и рассказывает ей, что случилось и что ему сказал крестьянин:
"Вчера я проиграл в карты два гривенника, выиграл их вор Пасдерник". И -
гоп! - сел верхом на лошадь. "Папаша Голомек!" Гоп!.. - и снова сел. А сам -
хлоп лошадь кнутом по спине. "Папаша мне утром сказал (а сам хлоп опять
кнутом): "Тонда, ты нахлестался вчера, как свинья"". И опять - хлоп!.. "А
моя мама (хлоп!) мне дала только два подзатыльника (хлоп!). Все крестьяне
свиньи!" Хлоп! хлоп! хлоп!
А раз, после престольного праздника, он рассказывал мерину, как однажды в
Душниках его выбросили из трактира и полицейский, по свидетельскому
показанию одного учителя, составил на него протокол за издевательство над
лошадью. А он и говорит в комиссариате: "И зачем же это бы я лошадь истязал?
Да ведь я ее люблю: я рассказывал ей всю свою жизнь".
Но это ему не помогло, потому что эту лошадь в свидетели не призвали.
На вокзале зазвонил звонок, а за ним влетел и поезд. Горжин сказал
Швейку:
- Ну, а теперь не зевай. Иди за казаком в третий класс.
Позвонил второй звонок, а за ним третий, и Горжин, наклоняясь из окна,
как только поезд уже тронулся, крикнул городовому:
- Ну, прощай, старик, до свидания! Передавай поклон писарю земской
управы!
А Марек, высунув голову из другого окна, стал смотреть на солнце, на
убегавшие двумя параллельными линиями рельсы и сказал:
- Мы едем прямо на юг.
Вагон был наполовину пуст. Они расположились каждый на своей лавке, и
Швейк, подкладывая себе ранец под голову, небрежно сказал:
- Ну, будем говорить, что догоняем транспорт, что поезд с нашими впереди
идет.
- Ничего подобного, - сухо отклонил Горжин.
- А что, у тебя есть билеты? - лениво спросил его Марек. - Или ты едешь
по маршруту?
- Да, у меня маршрут, - ответил Горжин. - Только ничего не бойтесь.
Поезд покачивался, стуча о рельсы. Смеркалось. Приближалась ночь. Они
заснули.
А потом внезапно проснулись все сразу. Сильная рука трясла их, два голоса
кричали:
- Билеты есть? Паспорт есть? Ну-ка, давайте бумаги!
Яркий свет ослепил их. Возле них стояли кондуктор и жандарм, сзади на них
светил контролер.
Когда они увидели, кто перед ними, они облегченно спросили:
- Господа австрийцы, а где ваш конвойный? Марек, протерев глаза, показал
знаками на Горжина. Жандарм потянул Швейка за ногу, и тот, сидя на верхней
полке, как курица на насесте, посмотрел на разбудивших его и зевнул:
- Ну так вот, они уж тут. Мы попались, - сказал он по-чешски.
- Где ваш конвойный? - повторил жандарм уже гораздо строже.
А кондуктор в присутствии контролера стал еще более настойчивым:
- Ваши билеты? Ну, давайте-ка проездные билеты скорее!
- Я говорю, приятели, что мы попались, - спокойно повторил Швейк, собирая
свою сумку. - Теперь они нам покажут, где раки зимуют.
Тогда Горжин решил выручить их и, поймав взгляд контролера и жандарма,
направленный на Швейка, сказал им по-русски:
- Здесь я документы показать не могу, это секрет, политическая тайна.
Пойдемте в коридор... идите сюда, пожалуйста!
- Моя бумага прямо от царя, и подписи на ней всех министров, - сказал он
серьезно жандарму в коридоре, подавая ему большой, заботливо сложенный лист.
Тот его взял, открыл и, освещая лампочкой, вытянулся, словно стоял перед
самим царем, и, начиная читать лист, взял под козырек.
Горжин стоял спокойно и свободно, в противоположность статуе, которую из
себя изобразил жандарм. Швейк разговаривал с кондуктором, стараясь выяснить,
куда их везут, а Марек, обеспокоенный поведением жандарма, Горжина и
контролера, осматривавшего через плечо жандарма поданный лист, уставился на
него взглядом, полным интереса и почтения, встал на носки и тоже стал
смотреть на загадочный документ.
Потом побледнел от ужаса.
Это был прейскурант отеля "Черный конь" в Праге. На голубом поле вверху
распростирал свои крылья большой литографированный орел, а под ним в три
столбца по-чешски, по-немецки и по-французски каллиграфическим почерком было
написано, что в тот день из кухни этого отеля могут получить посетители.
И на эти три столбца, заполненных латинским шрифтом, с недоумением
смотрел жандарм, который, наверное, никогда в жизни не мог предполагать, что
указанные в прейскуранте блюда существовали на свете, и напрягал все свои
способности, чтобы вникнуть в его содержание.
- Ей-Богу, не разберу, - вздохнул он наконец, вытирая рукавом вспотевший
лоб.
- Удивительно написано. Не поймешь, что стоит в паспорте.
Контролер взял "паспорт" и посмотрел на пего тоже. Он водил пальцем от
столбца к столбцу:
Суп светлый:
Klare:
Potage claire:
рисовый
Reissuppe
aux riz
с лапшой
Nudelnsuppe
aux potes d'Jtalie
из цветной капусты
Karfiolsuppe