И почти не глядя на руки, он поднялся на стул и опять также бесстрастно
сошел. Они вскрикнули от удивления. Затем каждый взял свои тарелки и побежал
в залу к гостям, крича Горжину на ходу:
- Господин пленный, подождите, подождите! Через минуту они вернулись
обратно и один за другим стали вынимать из карманов грязные, смятые в комок
рубли.
- Ну, бери, бери, ведь это же один восторг смотреть на тебя, как ты это
делаешь! Есть хочешь? А твои товарищи тоже официанты?
- Тоже, - уверил их Горжин, - но они разносят пиво. А у вас тут пива нет,
и они не могут вам показать, как носят пиво по-австрийски.
Они позвали всех к себе, заказали борщ, котлеты, черный кофе, довольные,
что у них заграничные гости, и говорили:
- Возможно, что и мы на войну пойдем, в плен попадем и нас в Вене так
будут угощать.
Это был очень торжественный ужин, во время которого Горжин объяснял, как
сервируются блюда. Марек показывал, как носят вино, а Швейк, заправляя в рот
сразу две котлеты, спрашивал:
- Знаешь ли ты, балда, как вертится земля? Не знаешь? Так как же ты
хочешь понять, как нацеживается пиво?
Ужин кончился объяснением, как составляется карточка блюд. При этом
Горжин вынул свой знаменитый прейскурант и, показывая его, говорил:
- Так, как эта; это наша карточка, и, видите ли, она так роскошно
напечатана, что жандармы у вас принимали ее за паспорт; мы с ней ездим, как
с паспортом.
Он совершенно не заметил, что за ними стоит молодой, элегантный господин,
который, направляясь в уборную, от любопытства посмотрел, что их так всех
интересует, протянул руку к столу, взял прейскурант, положил его в карман и
через минуту вернулся с жандармами:
- Арестовать всех! Здесь шпионы. Официантов - к приставу. Австрийцев - к
военному коменданту. Передать под расписку. Хорошенько охранять!
И так получилось, что три иностранных гостя прямо из ресторана вокзала
попали в канцелярию воинского начальника в Ростове-на-Дону, где их принял
дежуривший писарь, приказавший казакам обыскать их всех, высечь и посадить.
Когда за ними закрылись ворота подвала, где были только нары и ведро, все
посмотрели друг на друга, а Горжин, почесывая за ухом, задумчиво произнес:
- Нас обвиняют в шпионаже. Ну, мы сели в лужу. Предстанем перед военным
судом.
Марек пожал плечами, а Швейк, ложась на нары, сказал философски:
- Каждое начало - хорошее, но конец венчает дело. Ужин был на диво.
Роскошь предшествует падению.
И в то время как его товарищи строили догадки и предположения
относительно дальнейшей судьбы, Швейк спокойно спал.
Ему снилось, что он главный редактор прейскурантов и что пишет передовую,
в которой излагает программу своей "Гастрономической газеты7". Излагал он
эту программу так смачно, что у него слюнки текли:
- Не читайте больше политических газет! Отбросьте журналы всех стран!
Киньте в корзину романы! Не останавливайтесь на траурных объявлениях! Не
пробегайте больше объявлений о браках. Приятное чтение вы найдете
единственно лишь в наших "Известиях меню".
Военный комендант города, казачий генерал Евгений Дмитриевич Попов, был
представительным и образованным человеком. Его любимым выражением было:
"Время хватит".
Поэтому, когда утром адъютант ему доложил, что согласно рапорту дежурного
писаря полиция арестовала вчера много шпионов и между ними трех человек,
одетых в австрийскую военную форму, выдающих себя за австрийцев, он спокойно
выслушал его и спросил:
- Газеты пришли? Этих трех военнопленных на продовольствие зачислили?
- Так точно, ваше превосходительство.
- А вы видели вчера в театре "Хорошо сшитый фрак"? Изумительно! Я прямо
хохотал!
И он погрузился в чтение принесенных "Биржевых ведомостей" и "Русского
слова", где весьма пространно писалось об успехах на Кавказском фронте и
лаконически о Западном: "Без перемен".
И в то время как в полицейском управлении официанты божились и клялись,
что они не занимались шпионскою деятельностью, в то время как конфискованное
меню было отдано на экспертизу знатокам иностранных языков, чтобы выяснить,
не манифест ли это к народам России, Швейк сидел на нарах, слушая жалобы
своих отчаявшихся товарищей, и утешал их:
- В военных законах сказано, что солдат - это не то, что обыкновенный
шпион: в случае, если его ловят на месте преступления, то тут же
расстреливают. Повесить, как вы полагаете, нас, безусловно, не могут. Мы
должны умереть как солдаты - смертью храбрых. Мы - это не то, что тот
Крижек, что содержал в Бероуне публичный дом. Раз заметили, что к нему на
ночь пришел горбатый серб. Их обоих арестовали, а когда серба раздели, то в
горбу у него нашли двести кило динамиту. Он хотел взорвать мост через
Бероунку, чтобы семьдесят восьмой полк не мог уехать в Сербию: этого полка
сербы особенно боялись.
Ходивший все время взад и вперед Горжин остановился и сказал:
- Что ты плетешь, Швейк, дурная ты башка? Видано ли, чтоб кто-нибудь
носил по двести кило на спине?
- В Праге, возле Франтишкова вокзала, ночью на лавке в парке арестовали
человека, который выдавал себя за русского. У него нашли больше миллиона
русских прокламаций... ну, и его тоже повесили, потому что он был не солдат.
Солдат не вешают, а расстреливают. - Швейк повторил эту альфу и омегу
воинских правил, и его лицо озарилось: - Представьте себе, господа. Нас
приговорят к расстрелу, и рота солдат поведет нас на кладбище. Там нам дадут
лопаты и скажут: "Господа, будьте любезны выкопать себе могилу; вы шпионы, и
у нас нет желанья натирать из-за вас мозоли. Ну, мы выкопаем себе могилы,
моя будет в середине, а ваши по краям, потом нам завяжут глаза, поставят нас
к стенке возле этих могил и скажут: "Огонь!" И дадут по нам три залпа.
- Швейк, - кричал Горжин, - не малюй черта на стене! В таком положении,