Часто Швейк находил в кабинете, который он до того утром безупречно
убрал, пепел с папиросы, разбросанный по полу, и барон ему несколько раз
делал выговор за то, что он плохо вытирает и что в кабинете бывает очень
накурено. Затем баронесса приказала кухарке, чтобы она чаще посылала Швейка
на базар, а после обеда призывала кухарку и начинала кричать, что масло
горькое, а яйца тухлые. Та, пожимая плечами, говорила:
- Это австриец принес, у меня много было работы, а он, видите, чего
накупил!
Над головой Швейка собирались тучи. Дворник уже ничего не делал, все за
него исполнял Швейк. И однажды баронесса, показывая на разорванный дорогой
ковер, сказала барону:
- Это твой денщик нарочно разорвал ковер. Что же, разве ты не мог достать
лучшего русского денщика? Зачем держать нам врага в доме? Тебя еще очернит
кто-нибудь у губернатора. - И, замечая, что полковник нервничает, она
прижалась к нему и вкрадчиво сказала: - Давно мы не были на прогулке, а
сегодня прекрасный солнечный день! Тебе ведь можно теперь верхом, не правда
ли? Я бы хотела на своей Лилли немного проехаться. Поедем завтра?
Когда муж согласился, она его расцеловала. На другой день горничная
принесла Швейку для чистки костюм баронессы для верховой езды; высокие
лаковые сапоги и белые рейтузы из оленьей кожи. Швейк старательно все
вычистил щеткой, сапоги натер белым воском, превратив их в черную зеркальную
поверхность, но на рейтузах он обнаружил пятна, которые ни за что не
поддавались чистке. Надежды на магнезию не оправдались, бензин не помог, мел
не скрыл этих пятен. Баронесса послала рейтузы, как плохо вычищенные,
обратно.
Швейк попробовал вывести пятна мылом, намочив рейтузы в холодной воде. Но
как только они высохли, пятна выступили вновь.
- Я выварю их с мылом, - сказал Швейк, погружая рейтузы в бак с горячей
водой. На дворе он разжег костер, а бак с рейтузами поставил на камни
посередине, бросив в него несколько кусков мыла.
Еще раз намылив и заметив, что пятна исчезли, он с удовлетворением
положил их снова в горячую воду и выждав, чтобы она закипела, отнес затем
бак в свою комнату. В это время Швейка позвала кухарка и послала, по
поручению баронессы, за билетами в кино. После его возвращения кухарка дала
ему работу в кухне, заняв его до самого обеда, когда вернулся барон Клаген.
- Так, моя дорогая, если ты хочешь, поедем сегодня, - сказал после обеда
полковник.
В ответ на это баронесса радостно захлопала в ладоши.
- Да, поедем, поедем! Лилли оседлана? - И она позвонила горничной.
- Принеси мне от слуги рейтузы.
- Сегодня они еще мокрые, - развязно сказал Швейк девушке. - Я их
выстирал. Сегодня мадам должна надеть другие. Оленья кожа так-то скоро не
высыхает.
Баронесса гневно топнула, когда ей передали слова Швейка.
- Я хочу именно эти, только эти! Пусть он мне их отдаст, хотя бы и
невычищенные.
Швейк побежал за рейтузами и погрузил руку в бак. Но вместо кожаных брюк
в руках его оказалось похожее на студень вещество, которое скользило между
пальцами.
- Они разварились! - воскликнул Швейк вне себя, показывая на бак.
И горничная, не понимая, что случилось, повторила приказ своей
повелительницы:
- Вы должны принести их такими, какие они есть, других она не хочет.
Баронесса едва не упала в обморок, когда горничная Зинаида открыла двери
настежь и за нею вошел в столовую бравый солдат Швейк, неся в обеих руках
бак, который он поставил на стол, и сказал:
- Так что они у меня превратились в студень. Никогда в жизни со мной не
случалось, чтобы у меня из брюк получился суп. Если бы положить в воду луку
и кореньев, получилось бы вполне съедобное блюдо.
- Прочь, прочь! Вон, вон! - вскричала баронесса, показывая на дверь, как
в то памятное воскресенье.
Швейк, забирая с собой бак, спокойно сказал:
- Прочь из этих брюк получился студень, я не знаю. Я думаю, что тут были
замешаны высшие силы.
Через десять минут горничная передала ему в то время, когда он тщательно
рассматривал и растягивал остатки брюк, вынимая из них пряжки и пуговицы,
что мадам упала в обморок, когда полковник, выслушав ее жалобу на Швейка,
расхохотался; что сейчас она заперлась в спальне и бегает, как львица,
прикладывая к голове холодные компрессы.
- Если она еще раз упадет в обморок, скажи полковнику, чтобы он намочил
полотенце и этим полотенцем хорошенько отхлестал ее по морде, - сказал
Швейк.
Через два часа Зинаида сообщила, что баронесса уже вышла из спальни и
теперь складывает свои вещи. Она предъявила мужу ультиматум: или уйдет она,
или этот австриец; что она с человеком, который задумал ее убить, жить под
одной кровлей не будет.
В сумерки Швейк услышал в коридоре тяжелые шаги полковника. Он вышел ему
навстречу и спросил:
- Что прикажете, господин полковник?
- Ничего не приказываю, Иосиф, - задумчиво сказал полковник. Затем
энергично добавил: - Мадам тебя не выносит. Ты ей насолил. Теперь нужно
тебе, Иосиф, идти обратно в лагерь. Вот тебе письмо в канцелярию,
направляйся туда. Возьми свои вещи и сейчас же оставь эту комнату.
Барон втиснул в руку Швейка две десятирублевки, подождал, пока он надел
ранец на спину, и затем сказал ему:
- Ты солдат. Я надеюсь, что ты зря языком трепать не будешь, а если тебе
что-нибудь потребуется, ты знаешь мою канцелярию.
- Господин полковник, - с трудом выдавил из горла Швейк, - я никогда не
забуду вашей доброты! Ведь вы первый офицер в России, похожий на
обер-лейтенанта Лукаша!
Швейк в последний раз осмотрел свою каморку и скорее прошептал, чем
проговорил: