он заорал на писаря, писавшего любовное письмо: "Вон!" - так яростно, что
тот чуть не вышиб дверь. Капитан не закрыл за ним и, подбоченившись,
закричал:
- Скорей раздевайся! Скорей, пока я не вышел из себя!
- Но лучше бы было раздеваться помаленьку, - заметил Швейк, расстегивая
рубашку, - а потом лучше было бы сперва позвать карету скорой помощи, чтобы
вы, ваше высокоблагородие, не сделали чего-либо такого, что может
кому-нибудь не поправиться.
Но капитан посинел от злости, глаза его налились кровью. Он сам начал
рвать рубашки с Швейка, крича:
- Одна, две, три, четыре, на тебе четыре, австрийская собака! Три штуки
украл, подожди, я тебя засолю! Я тебя изобью до смерти, скотина!
И взбешенный Бойков одним движением сбросил с себя шинель, другим -
мундир, сбросил с своей головы меновую шапку:
- Спускай штаны! Нагнись на стул! Я тебя собственноручно высеку кнутом,
плетью, я тебя упеку... мать!
Капитан трясся, а Швейк, видя, как он засучивает рукава у рубашки, стал
взглядом разыскивать плеть и заботливо спросил:
- Вы хотите, ваше благородие, со мной в бокс или предпочитаете
греко-римскую борьбу? Лучше было бы устроить вольную борьбу, вот только не
свалить бы нам пишущую машинку!
Капитан схватился за голенище, но плети там не было. Он вывернул все
карманы шинели, но и там ничего не было. Затем яростно забегал по
канцелярии, заглядывая под столы, поднимая книги, заглядывая под шапку. Но
плети нигде не было.
- Дать тебе кулаком по зубам? - заорал он снова. - Что из этого будет?
Законом не разрешено бить по физиономии, мать-перемать!.. Подожди же ты, я
принесу плеть, я забыл ее на складе! О, голубчик, я, капитан, ручаюсь, что
ты больше красть не будешь!
Он размахнулся кулаком с такой силой, что когда Швейк посторонился, то
кулак свистнул мимо лица, а капитан еле удержался на ногах. Тогда Швейк
голосом, полным опасения и заботливости, предложил:
- Может быть, ваше высокоблагородие, вам было бы лучше, если бы вы сели?
Так расстраиваться очень вредно. Вас может разбить паралич. У вас было
всегда здоровое сердце? Не было ли у вас сердечных припадков? Может быть,
принести вам воды? Однажды вот так на Жижкове один домовладелец так
расстроился из-за того, что квартиранты ему не заплатили аренды, что у него
разорвалось сердце, и доктора не помогли! Умер без по...
Капитан рванулся к дверям, открыл их и выбежал в коридор. Потом также
бегом вернулся назад и ворвался в канцелярию, где его должен был ожидать
преступник.
Но в канцелярии было темно, лампа была погашена. Капитан, запирая двери,
воскликнул победоносно:
- Ты от меня не уйдешь! Я тебя найду, я тебя выгоню из-под стола!
Но в канцелярии никого не было. На столе лежала одна грязная рубашка, а
пленный исчез.
- Ну, подожди, я тебе покажу! Ну да охрана его не пропустит, я его поймаю
во дворе! - шипел он, разыскивая свой мундир, шинель и шапку.
Но в канцелярии и этого не было. Капитан выбежал во двор.
- Патруль! Поймайте вора, ловите вора, не пускайте его на улицу.
Из патрульной будки выбежали, как сумасшедшие, солдаты и разбежались по
всем углам двора, разыскивая преступника. Капитан влетел к фельдфебелю в
будку:
- Пленного не выпускали? Он меня обокрал. Напал на меня в канцелярии и
ограбил!
- Вы, ваше высокородие, здесь? - растерянно забормотал он. - Да ведь
вы... вы ведь недавно прошли воротами! Я сам видел, как вы шли, и охрана
отдавала вам честь. А сейчас вы в канцелярии? Когда же вы вернулись?
Вместо ответа капитан ударил его по лицу:
- Дурак... твою мать, скотина! Австриец надел мою шинель и мою шапку, он
вор! А вы офицера от пленного не отличите! А еще солдаты! Скотина, это позор
для русской армии!
Капитан плюнул на фельдфебеля. Но потом, поняв, что он сам становится
смешным, побежал в концелярию к телефону, чтобы поднять на ноги полицейское
управление и городской патруль для розысков вора.
Как только ему принесли другую шинель и шапку, он взял солдат и пошел по
лагерям пленных.
- Я его узнаю по лицу! Обязательно узнаю! Такого идиотского лица я раньше
еще никогда не видел! Сразу же, с первого взгляда, я его узнаю! - говорил он
яростно.
Он приказал занять все выходы из барака. Русские взводные, наблюдавшие
каждый за своею частью пленных, подтвердили, что все пленные дома; после
того он приказал всех обитателей поставить в ряд и пошел медленным шагом
мимо них, заглядывая каждому в лицо, в глаза. Но того, кто от него убежал,
среди них не было.
Так он просмотрел один, второй, третий барак и приказал разбудить уже
спавших пленных в четвертом. Пленные вылезали спросонок, становились в ряды
и закрывали глаза от поднесенного капитаном к их лицу фонаря.
Но Бойкову так и не удалось никого найти. Его злоба прошла, он уже стал
рассуждать о происшествии более хладнокровно, а хитрость и самообладание
преступника вызвали в нем даже удивление. Теперь, осмотрев столько лиц,
похожих одно на другое, он убедился, что едва ли уже распознает того, кого
он ищет, и он начинал верить, что только случай поможет ему как-нибудь с ним
встретиться.
Ему уже не хотелось поднимать людей в такой поздний час, и он чем дальше,
тем быстрее проходил мимо стоявших перед ним рядов. В последнем ряду он
остановился возле солдата со страшно опухшим лицом, обвязанным мокрыми
полотенцами.
Солдат стоял перед ним, придерживая одной рукой кальсоны, а другой -
подбородок.
- Ну, что с тобой? Зубы болят? - спросил он с сочувствием.
Больной сокрушенно покачал головой и показал пальцем в рот. Капитан