обесценивали их товар. Производство с каждым годом совершенствовалось; из
алюминия уже лили целые трубки, которые затем разрезали на куски пилкой,
перстни изнутри обкладывали медью и выпиливали змей, державших во рту
черепа, в которые стали вкладывать голубые камни из целлулоида и красные
сердца.
Но скоро в шрапнельных осколках стал ощущаться недостаток, и на литье
пошел менее ценный материал, который не был непосредственно обрызган
человеческой кровью и мозгом. Плавили пуговицы с шапок, алюминиевые ложки и
куски металлов, собранные с машин. И наконец металл начали покупать у
евреев, если не представлялось возможности его где-либо украсть.
И как фронтовик таскал всюду с собой ружье, двести патронов и сумку на
спине, так пленный таскал с собой мешок, в котором у него был чайник, ложки,
чугунок, кусок алюминия, напильник и стекло для шлифовки перстней,
позвякивавших у него в связке.
Когда Швейк пришел в дом, в котором два его приятеля занимались
упомянутым ремеслом, пискун сидел под окном возле швейной машины, подрубая
какую-то юбку, а Горжин нагибался над плитой, держа клещами железную ложку,
в которой он растапливал кусок цинка.
- Да, пожалуй, оно бы пошло, - сказал он, как только Швейк рассказал ему
о своем решении, - перстни сейчас в цене, и я знаю, где их можно продавать
дороже. Но нет материала! Сейчас нигде не достанешь куска алюминия, я уж вот
отливаю из цинка.
- А этот старший унтер-офицер Головатенко, - сказал пискун, - этот лодырь
как только узнает, что ты не идешь на работу и живешь самостоятельно, так он
захочет с тебя рубль в день, - с меня он просил два, - а если ему не дашь,
то он грозил отослать на железную дорогу таскать рельсы. Прямо ужас! -
выругался он и высморкался на пол.
- Об алюминии я, пожалуй, позабочусь, - сказал Швейк, - с фронта возят
разбитые аэропланы, и на вокзалах иногда по целым ночам стоят вагоны, а
алюминия на аэропланах много.
Горжин навострил уши, глаза его заблестели.
- Вот это бы подошло, вот это бы вышло ловко!
- Если вас поймают, вам, конечно, всыплют, - невинно заметил пискун, -
это вам может обойтись столько, сколько мне стоила баронесса.
Горжин вылил расплавленный цинк в приготовленные формочки и, ковыряя в
носу, продолжал:
- Вот если бы этого алюминия раздобыть с кило! Мне заказаны хорошие
перстни разными проститутками. Женя бы взяла дюжину, Ксения тоже, Нюша - это
та новая, у этого колченогого еврея, двадцать человек сразу мне за это
заплатят; Лида, Лиза, Катя, Зина, Саша, Фрося и черт еще знает кто мне
заказывал!
- Да ведь это весь православный календарь, - заметил портной, а Горжин,
оскорбившись, встал:
- Да, попробовал бы ты пролезть во все эти притоны! Они раздают перстни
на память русским офицерам, чтобы каждый из них помнил, что она любит только
его, и чтобы он благополучно вернулся домой. Ох, какие же эти офицеры ослы!
Он презрительно плюнул и вопросительно посмотрел на Швейка. Вся его
фигура спрашивала: "Что делать?"
- Вечером я пойду на вокзал на разведку! - решительно заявил Швейк. - А
ночью попробуем... Что может случиться? "Дерзни, и Бог тебя благословит",
говаривала моя бабушка, а "без воли божьей ни один волос не упадет с головы
человека", - сказал раз ксендз, когда с крыши костела слетел кровельщик.
Горжин смерил взглядом своего нового компаньона, а портной,
притворившись, что ему до этого нет никакого дела, принялся насвистывать:
Моя красавица Барука...
Когда стало темно, Швейк просунул голову в барак и, не говоря ни слова,
закивал Горжину. Тот забрал мешок, одним прыжком соскочил с нар и вышел во
двор, где его ожидал Швейк.
- Что, есть? Везут? - уже на вокзале шепотом спросил он Швейка, а тот
кивнул головой:
- Да-да, несколько вагонов.
Они осмотрели поезд. Кроме машиниста и кочегара, на паровозе - никого,
нигде - ни живой души. Они вернулись к вагонам-платформам, на которых лежали
части аэропланов в разобранном виде, залезли наверх и стали ощупывать руками
отдельные части, стараясь узнать, из какого они отлиты металла.
- Так ведь это же новые аэропланы! - зашептал Горжин, вывернув откуда-то
алюминиевый стержень.
- А не все ли равно - ответил Швейк, - разобьем мы их или разобьют немцы?
Ударом каблука он отбил какую-то литую часть. В это время кто-то из
другого вагона закричал сдавленным голосом:
- Туда не лезь, там уже занято! Вот за мной еще стоит свободный вагон.
Горжин ахнул. На каждой платформе кто-нибудь работал: отвинчивал, ломал
или отбивал молотком. А один парень, уже наломавший полмешка металла,
сказал:
- Ребята, спешите, скоро отправляемся. Эх, эти русские, разве можно такие
вещи оставлять без охраны?
И полный справедливого возмущения, он поднял мешок на плечи и исчез в
темноте. Остальные последовали за ним.
Пискун, увидевши утром добычу ночной экспедиции и узнав, что все это
взято с новых аэропланов, заломил руки и сказал:
- Вот это настоящий саботаж войны: уничтожать военный материал.
И он широко развил свою теорию о войне, о том, как ее можно сделать
невозможной: для этого надо разворовать все государственное имущество. А
затем добавил:
- Да, так едва ли русские выиграют войну!
- Да, не выиграют, - согласился Швейк. - Войну не выиграет никто - ведь
всюду же крадут. Вот в нашем полку был один капрал, так тот все домой
посылал: белье, сапоги, портянки - все, что ему попадало под руки. Я его
спрашиваю: "Зачем ты воруешь?" А он отвечает: "Австрия - прогнившее
государство, а поэтому оно должно быть уничтожено!" Тогда я заехал ему по
физиономии, потому что и у меня он украл обмотки.