дальнейшей жизни вышел ему перетык и прискорбный случай...
А на меня многие очень удивлялись. Инструктор Рыло, это еще в городс-
кой милиции, тоже очень даже удивлялся. Бывало, придет ко мне, ну, как к
своему задушевному приятелю:
- Ну, что, - скажет, - Назар Ильич товарищ Синебрюхов, не богат ли
будешь печеным хлебцем?
Хлебца, например, я ему дам, а он сядет, запомнил, к столу, пожу-
ет-покушает, ручками этак вот раскинет:
- Да, - скажет, - погляжу я на тебя, господин Синебрюхов, и слов у
меня нет. Дрожь прямо берет, какой ты есть человек. Ты, говорит, навер-
ное, даже державой управлять можешь.
Хе-хе, хороший был человек инструктор Рыло, мягкий.
А то начнет, знаете ли, просить: расскажи ему чтонибудь такое из жиз-
ни. Ну, я и рассказываю.
Только, безусловно, насчет державы я никогда и не задавался: образо-
вание у меня, прямо скажу, не какое, а домашнее. Ну, а в мужицкой жизни
я вполне драгоценный человек. В мужицкой жизни я очень полезный и разви-
той.
Крестьянские эти дела-делишки я ух как понимаю. Мне только и нужно
раз взглянуть, как и что.
Да только ход развития моей жизни не такой.
Вот теперь, где бы мне пожить в полное свое удовольствие, я крохобо-
ром хожу по разным гиблым местам, будто преподобная Мария Египетская.
Да только я не очень горюю. Я вот теперь дома побывал и нет - не ув-
лекаюсь больше мужицкой жизнью.
Что ж там? Бедность, блекота и слабое развитие техники.
Скажем вот про сапоги.
Были у меня сапоги, не отпираюсь, и штаны, очень даже великолепные
были штаны. И можете себе представить, сгинули они - аминь - во веки ве-
ков в собственном своем домишке.
А сапоги эти я двенадцать лет носил, прямо скажу, в руках. Чуть какая
мокрень или непогода - разуюсь и хлюпаю по грязи... Берегу.
И вот сгинули...
А мне теперь что? Мне теперь в смысле сапог - труба.
В германскую кампанию выдали мне сапоги штиблетами - блекота. Смот-
реть на них грустно. А теперь, скажем, жди. Ну, спасибо, война, может,
произойдет - выдадут. Да только нет, годы мои вышли, и дело мое на этот
счет гиблое.
А все, безусловно, бедность и слабое развитие техники.
Ну, а рассказы мои, безусловно, из жизни, и все воистинная есть прав-
да.
ВЕЛИКОСВЕТСКАЯ ИСТОРИЯ
Фамилия у меня малоинтересная - это верно: Синебрюхов, Назар Ильич.
Ну, да обо мне речь никакая, - очень я даже посторонний человек в
жизни. Но только случилось со мной великосветское приключение, и пошла
оттого моя жизнь в разные стороны, все равно как вода, скажем, в руке -
через пальцы, да и нет ее.
Принял я и тюрьму, и ужас смертный, и всякую гнусь... И все через эту
великосветскую историю.
А был у меня задушевный приятель. Ужасно образованный человек, прямо
скажу - одаренный качествами. Ездил он по разным иностранным державам в
чине камендинера, понимал он даже, может, по-французскому и виски иност-
ранные пил, а был такой же, как и не я, все равно - рядовой гвардеец пе-
хотного полка.
На германском фронте в землянках, бывало, удивительные даже рассказы-
вал происшествия и исторические всякие там вещички.
Принял я от него немало. Спасибо! Многое через пего узнал и дошел до
такой точки, что случилась со мной гнусь всякая, а сердцем я и посейчас
бодрюсь.
Знаю: Пипин Короткий... Встречу, скажем, человека и спрошу: а кто
есть такой Пипин Короткий?
И тут-то и вижу всю человеческую образованность, все равно как на ла-
дони.
Да только не в этом штука.
Было тому... сколько?.. четыре года взад. Призывает меня ротный ко-
мандир, в чине - гвардейский поручик и князь ваше сиятельство. Ничего
себе. Хороший человек.
Призывает. Так, мол, и так, говорит, очень я тебя, Назар, уважаю, и
вполне ты прелестный человек... Сослужи, говорит, мне еще одну службиш-
ку.
Произошла, говорит, Февральская революция. Отец староватенький, и
очень я даже беспокоюсь по поводу недвижимого имущества. Поезжай, гово-
рит, к старому князю в родное имение, передай вот это самое письмишко в
самые, то есть, его ручки и жди, что скажет. А супруге, говорит, моей,
прекрасной полячке Виктории Казимировне, низенько поклонись в ножки и
ободри каким ни на есть словом. Исполни, говорит, это для ради бога, а
я, говорит, осчастливлю тебя суммой и пущу в несрочный отпуск.
- Ладно, - отвечаю, - князь ваше сиятельство, спасибо за ваше обеща-
ние, что возможно - совершу.
А у самого сердце огнем играет: эх, думаю, как бы это исполнить. Охо-
та, думаю, получить отпуск и богатство.
А был князь ваше сиятельство со мной все равно как на одной точке.
Уважал меня по поводу незначительной даже истории. Конешно, я поступил
геройски. Это верно.
Стою раз преспокойно на часах у княжей земляночки на германском фрон-
те, а князь ваше сиятельство пирует с приятелями. Тут же между ними, за-
помнил, сестричка милосердия.
Ну, конешно: игра страстей и разнузданная вакханалия... А князь ваше