Домна Павловна села рядом с Забежкиным.
- Да это какой же, не помню чего-то? Это не тот ли - рыжеватый будто
и угри на носу?
- Тот, Домна Павловна. Тот самый, и угри на носу, дай бог ему здо-
ровья!
- А я думала, он к Ивану Кириллычу прошел... Так ты бы его к столу
пригласил. Сказал бы: вот, мол, Домна Павловна кофею просит выкушать...
Ну, а что он еще такое говорил? Про глаза ничего не говорил?
- Нет, - сказал Забежкин, задыхаясь, - нет, Домна Павловна, про глаза
это я говорил. Я говорил: люблю такие превосходные глаза, млею даже, как
посмотрю... И мечтаю почаще их видеть...
- Ну, ну, уж и любишь? - удивилась Домна Павловна. - Поел, может, че-
го лишнего, - вот и любишь.
- Поел! - вскричал Забежкин. - Это я-то поел, Домна Павловна! Нет,
Домна Павловна, раньше это точно я превосходно кушал, рвало даже, а ныне
я, Домна Павловна, на хлебце больше.
- Глупенький, - сказала Домна Павловна, - ты бы ко мне пришел. Вот,
сказал бы...
- А я вас, Домна Павловна, совершенно люблю! - вскричал Забежкин. -
Скажите: упади, Забежкин, из окна, - упаду, Домна Павловна! Как стелечка
на камни лягу и имя еще прославлять буду!
- Ну, ну, - сказала Домна Павловна конфузясь.
И ушла вдруг из комнаты. И только Забежкин хотел к козе пойти, как
Домна Павловна снова вернулась.
- Побожись, - сказала она строго, - побожись, что верно сказал про
чувства...
- Вот вам крест и икона святая...
- Ну, ладно. Не божись зря. Кольца купить нужно... Чтобы венчанье и
певчие.
- И певчие! - закричал Забежкин. - И певчие, Домна Павловна. И все
так великолепно, все так благородно... дозвольте же в ручку поцеловать,
Домна Павловна! Вот-с... А я-то, Домна Павловна, думал - чего это мне не
до себе все? На службе невтерпеж даже, домой рвусь... А это чувство...
Домна Павловна стояла торжественно посреди комнаты.
Вокруг нее ходил Забежкин и говорил:
- Да-с, Домна Павловна, чувство... Давеча я, Домна Павловна, опоздал
на службу, - размечтался на разные разности, а когда пришел, Иван Нажму-
динович ужасно так строго на меня посмотрел. Я сел и работать не могу.
Сижу и на книжке де и не рисую. А Иван Нажмудинович галочки сосчитал
(у нас, Домна Павловна, всегда, кто опоздал, галочку насупротив фамилии
пишут), так Иван Нажмудинович и говорит: "Шесть галочек насупротив фами-
лии Забежкин... Это не поперли бы его по сокращению штатов..."
- А пущай! - сказала Домна Павловна. - И так хватит.
Венчанье Домна Павловна назначила через неделю.
В тот день, когда телеграфист собрал в узлы свои вещи и сказал: "Не
поминайте лихом, Домна Павловна, завтра я съеду", - в тот день все по-
гибло.
Ночью Забежкин сидел на кровати перед Домной Павловной и говорил:
- Мне, Домна Павловна, счастье с трудом дается. Иные очень просто и в
Америку ездят и комнаты внаймы берут, а я, Домна Павловна... Да вот, не
пойди я тогда за прохожим, ничего бы и не было. И вас бы, Домна Павлов-
на, не видеть мне, как ушей своих... А тут прохожий. Объявление. Девицам
не тревожиться. Хе-хе, плюха-то какая девицам, Домна Павловна!
- Ну, спи, спи! - строго сказала Домна Павловна. - Поговорил и спи.
- Нет, - сказал Забежкин, поднимаясь, - не могу я спать, у меня, Дом-
на Павловна, грудь рвет. Порыв... Вот я, Домна Павловна, мысль думаю...
Вот коза, скажем, Домна Павловна, такого счастья не может чувствовать...
- А?
- Коза, я говорю, Домна Павловна, не может ощущать такого счастья.
Что ж коза? Коза - дура. Коза и есть коза. Ей бы, дуре, только траву
жрать. У ней и запросов никаких нету. Ну, пусти ее на Невский - срамота
выйдет, недоразумение... А человек, Домна Павловна, все-таки запросы
имеет. Вот, скажем, меня взять. Давеча иду по Невскому - тыква в окне.
Заеду, думаю, узнаю, какая цена той тыкве. И зашел. И все-таки человеком
себя - чувствуешь. А что ж коза, Домна Павловна? Вот хоть бы и Машку ва-
шу взять - дура, дура и есть. Человек и ударить козу может и бить даже
может и перед законом ответственности не несет - чист, как стеклышко.
Домна Павловна села.
- Какая коза, - сказала она, - иная коза при случае и забодать может
человека.
- А человек, Домна Павловна, козу палкой, палкой по башке по козли-
ной.
- Ну и знай, коза - может молока не дать, как телеграфисту давеча.
- Как телеграфисту? - испугался Забежкин. - Да чего ж он ходит туда?
Да как же это коза может молока не дать, ежели она дойная?
- А так и не даст!
- Ну, уж это пустяки, Домна Павловна, - сказал Забежкин, дохаживая по
комнате. - Это уж. Что ж это? Это бунт будет.
Домна Павловна тоже встала.
- Что ж это? - сказал Забежкин. - Да ведь это же, Домна Павловна, вы
странные вещи говорите... А вдруг да когда-нибудь, Домна Павловна, жи-
вотные протест человеку объявят? Козы, например, или коровы, которые
дойные. А? Ведь может же такое быть когда-нибудь? Начнешь их доить, а
они бодаются, - копытами по животам бьют. И Машка наша может копытами...
А ведь Машка наша, Домна Павловна, забодать, например, Ивана Нажмудиныча
может.
- И очень просто, - сказала Домна Павловна.
- А ежели, Домна Павловна, не Иван Нажмудиныча забодает Машка, а -
комиссара, товарища Нюшкина? Товарищ Нюшкин из мотора выходит, Арсений
дверку перед ним - пожалуйте, дескать, товарищ Нюшкин, а коза Машка,
спрятавшись, на дверкой стоит. Товарищ Нюшкин - шаг, и она подойдет, да