Но тут автор должен объясниться с читателями.
Автор уверяет дорогих читателей, что он ни в какой мере не будет изв-
ращать событий. Напротив, он будет их восстанавливать именно так, как
они и проистекали, сохраняя при этом самые мельчайшие подробности, как
например: внешность героев, образ их мыслей или даже сентиментальные мо-
тивы, которые так не по душе самому автору.
Автор заверяет дорогих читателей, что с необыкновенным прискорбием и
даже с болезненным напряжением он вспоминает кое-какие сентиментальные
сцены, о которых он должен рассказать, те сцены, когда, например, герои-
ня плачет над портретом, или когда та же героиня зашивает порванную гим-
настерку Аполлону Перепенчуку, или когда наконец тетушка Аделаида Пере-
пенчук объявляет о распродаже гардероба Аполлона Семеновича.
Эти описания пойдут, так сказать, вразрез со вкусом автора, но все
это будет сделано ради истины. Ради истины автор сохраняет даже подлин-
ные имена героев. Пусть читатель не думает, что автор из эстетических
соображений назвал своих героев столь редкими, исключительными именами -
Тамара и Аполлон. Нет, именно так они и прозывались. И это, впрочем, ни-
чуть не удивительно.
Автору доподлинно известно, что все девицы в семнадцать и в восемнад-
цать лет на Большой Проломной улице прозывались именно Тамарами или Ири-
нами.
А произошло такое исключительное событие по причинам достаточно ува-
жительным. Семнадцать лет назад стоял здесь полк каких-то гусар. И такой
это был замечательный полк, такие красавцы все были эти гусары, и так
они воздействовали на горожан с эстетической стороны, что все младенцы
женского пола, родившиеся в то время, названы были, с легкой руки супру-
ги начальника губернии, Тамарами или Иринами.
Так вот, в тот счастливый, полный головокружительного успеха год
Аполлон Семенович Перепенчук встретил впервые и нежно полюбил девицу Та-
мару Омельченко.
Было ей тогда неполных восемнадцать лет. Была она не то чтобы краса-
вица, а была она лучше красавицы - такая у ней была во всем благородная
закругленность форм, такая плывущая поступь и такое очарование нежной
юности. Все мужчины, проходящие мимо, будь то на улице или даже в об-
ществе, называли ее булочкой, пончиком или пампушечкой. И при этом гля-
дели на нее с большим вниманием и удовольствием.
В тот год она тоже полюбила Аполлона Семеновича Перепенчука.
Они встретились на балу в стенах клуба Купеческого собрания. Это было
в начале европейской всемирной войны. Ее поразил вид его, необыкновенно
благородный, с гордо закушенной нижней губой. Он был восхищен ее нетро-
нутой свежестью.
В тот вечер он был в особенном ударе. Он бил по роялю со всей силой
своего вдохновения так, что дежурный старшина пришел попросить его иг-
рать потише, оправдываясь тем, что действительные члены - клуба обижают-
ся.
В этот момент Аполлон Перепенчук понял, какой он, в сущности, незна-
чительный еще и мизерный человек.
Он, в силу своей профессии, прикрепленный к музыкальному инструменту,
не сможет даже подойти к любимой девушке. И, раздумывая так, он выражал
звуками всю свою тоску и отчаяние несвободного человека.
Она кружилась в вальсах и мазурках со многими представительными муж-
чинами, но глаза ее все время останавливались на вдохновенном лице Апол-
лона - Перепенчука.
И в конце вечера, преодолевая девичий стыд, она сама подошла к нему,
попросив сыграть что-нибудь из его любимых мотивов. Он сыграл вальс
"Нахлынувшие на меня мечты".
Этот вальс решил дело. Она, охваченная трепетом первого чувства, взя-
ла его руку и прижала к своим губам.
Злобная молва о новом марьяже Аполлона Перепенчука тотчас охватила
все здание Купеческого клуба.
Никто не старался скрыть своего любопытства. Мимо них фланировали лю-
ди, подсмеиваясь и хихикая. Даже те, кто вдевался уже внизу, сбросили
свои шубы и снова поднялись наверх, чтобы самим воочию убедиться в пра-
вильности пикантных слухов.
Так началась эта любовь.
Аполлон Перепенчук и Тамара стали встречаться по праздникам на углу
Проломной и Кирпичного и, гуляя до вечера, говорили о своей любви и о
том замечательном, незабываемом вечере, когда они встретились впервые,
вспоминая при этом каждую мелочь, прикрашивая все и восторгаясь друг
другом.
Это длилось до осени.
А в тот день, когда Аполлон Семенович Перепенчук, одетый в жакет, с
букетом олеандров и с коробкой постного сахара пришел просить руки Тама-
ры, она, с рассудочностью зрелой женщины, знающей себе цену, отказала
ему, невзирая на просьбы своей матери и домочадцев.
- Мамаша, - сказала она, - да, я люблю Аполлона со всей страстью де-
вичьего чувства, но замуж за него сейчас я не дойду. Когда он будет зна-
менитым музыкантом, когда слава будет у его ног, я сама приду к нему. И
я верю, что это будет скоро. Я верю" что он будет известным, знаменитым
человеком, умеющим обеспечить свою встречу.
Во время ее реплики Аполлон Перепенчук стоял тут же, впервые низко
опустив свою голову.
Весь вечер он плакал у ее ног и с невыразимой страстью и тоской цело-
вал ее колени. Но она была настойчива. Она не хотела рисковать, она боя-
лась бедности и необеспеченной жизни, той жизни, которую влачат многие
люди.
Аполлон Перепенчук бросился к себе. Он жил несколько дней в каком-то
тумане, в остервенении какомто, стараясь придумать способ стать знамени-
тым, прославленным музыкантом. Но то, что раньше казалось ему легким и
простым, теперь представлялось необыкновенной трудностью, даже невозмож-
ным.