В его уме мелькали разные планы: уехать в другой город, бросить музы-
ку, бросить искусство и искать счастья и славы в другой профессии, на
другом поприще, стать, например, отважным авиатором, делающим мертвые
петли над родным городом, над кровлей любимой девушки, или, наконец,
стать изобретателем, путешественником, хирургом... Но это были все
только планы.
Аполлон Перепенчук тут же разрушал их, смеясь над своей фантазией.
Он послал в Петербург сочинение-вальс "Нахлынувшие на меня мечты", но
неизвестно, что сталось с рукописью: затерялась ли она на почте, или ка-
кой-нибудь человек присвоил ее себе, впоследствии выдавая ее за свою
композицию, - неизвестно. В свет она так и не вышла.
Нынче даже мотив ее позабыт. Разве что тетушка Аделаида Перепенчук
сохранила его в своей памяти. Ах, она так любила напевать этот вальс!
К этому времени относится и другое сочинение Аполлона Перепенчука -
неоконченная "Фантази реаль", незаконченная, не в силу творческой беспо-
мощности. Она была не кончена, ибо новый удар сразил нашего бедного ге-
роя.
Аполлон Семенович был призван в ряды армии, как ратник второго разря-
да, могущий нести службу в тылу действующих войск.
То, что в фантазиях своих он думал уехать, искать счастья на стороне,
теперь исполнилось.
В декабре шестнадцатого года Аполлон Перепенчук пришел проститься с
любимой девушкой.
Даже самые циничные люди, самые зачерствелые сердца плакали, глядя на
их нежное расставание.
Прощаясь, Аполлон Перепенчук торжественно сказал, что он или совсем
не вернется, или вернется прославленным, знаменитым человеком. Он ска-
зал, что ни война, ни что другое не остановит его стремления к этому.
И девушка, благодарно смеясь, сквозь слезы сказала, что она вполне
ему верит и что она непременно будет его женой, когда он вернется таким,
как она это хочет, ради их взаимного счастья.
И вот прошло несколько лет. Четыре с лишком года прошло с тех пор,
как Аполлон Семенович Перепенчук уехал в действующую армию.
Огромные изменения произошли за это время. Социальные идеи в значи-
тельной мере покачнули и ниспровергли прежний быт. Много прекрасных лю-
дей отошло к праотцам в вечность. Так, например, скончался от сыпняка
Кузьма Львович Горюшкин, бывший попечитель учебного округа, добродушней-
ший и культурный человек.
Помер Семен Семенович Петухов, отличнейший тоже человек и не дурак
выпить. Смерть фельдшера Федора Перепенчука относится к тому же времени.
Жизнь в городе чрезвычайно изменилась. Наступившая революция стала
создавать новый быт. Но жить было нелегко. И люди боролись за право свое
прожить.
И никто за это время не вспомнил Аполлона Семеновича Перепенчука.
Разве что Тамара Омельченко да еще тетушка его, Аделаида Перепенчук. Ко-
нечно, может быть, и еще какая-нибудь девица, подумала о нем, но подума-
ла как о романтическом герое, а не как о тапере и музыканте. Как о тапе-
ре о нем никто не вспоминал и не пожалел. В городе таперов не было, да
они были и не нужны. С условиями нового быта многие профессии стали не-
нужными, среди них профессия тапера была вымирающей.
На всех вечерах подвизался теперь маэстро Соломон Беленький с двумя
первыми скрипками, контрабасом и виолончелью. На всех вечерах, благотво-
рительных балах, на свадьбах и на крестинах работал с успехом, несомнен-
но, головокружительным этот неизвестно откуда появившийся человек. Его
все полюбили. И верно: никто так, как он, не смог бы вертеть скрипку в
руках, переворачивая ее и в паузе ударяя по деке смычком. Мало того - он
играл попурри из любимейших мотивов, мог исполнять разнообразнейшие тан-
цы и заатлантические танцы, как-то: "тремутар" или "медведь". При этом
не сходящая с его лица улыбка и даже некоторое добродушное подмигиванье
танцующим окончательно сделали его любимцем веселящейся публики. Он был,
так сказать, артист современности. И он вытеснил из памяти горожан и в
прах растоптал Аполлона Семеновича Перепенчука.
А в тот год, когда Аполлона Перепенчука стала забывать Тамара, и даже
тетушка Аделаида Перепенчук, считая племянника своего без вести погиб-
шим, вывесила на воротах записку, объявляющую гражданам о распродаже
гардероба Аполлона Перепенчука, как-то: двух пар мало ношенных брюк,
бархатной тужурки с темно-зеленым галстуком, пикейного жилета и еще
кое-каких вещей, - в тот год он вернулся в родной город.
Он ехал в теплушке с солдатами и, подложив под голову мешок, лежал на
нарах всю дорогу. Он казался больным. Он страшно переменился. Солдатская
шинель, рваная, прожженная на спине, армейские ботинки, штаны широкие,
цвета защитной материи, хриплый голос - делали его неузнаваемым. Каза-
лось, что это был другой человек.
Даже губа, его гордо закушенная губа, была вытянута в ленточку от
постоянного общения с кларнетом.
Никто никогда не узнал, какая катастрофа разразилась над ним. И была
ли катастрофа? Вернее всего, что ее не было, а была жизнь, простая и
обыкновенная, от которой только два человека из тысячи становятся на но-
ги, остальные живут, чтобы прожить.
Никогда никому он не рассказывал, как жил эти пять лет и что делал,
чтобы вернуться в славе и с почестями.
Единственная вещь - кларнет, который он привез, - дала повод людям
заподозрить его в том, что славы он искал по-прежнему в искусстве.
По-видимому, он был музыкантом в каком-нибудь полковом оркестре. Но ни-
чего не известно доподлинно. Он писем никому не писал, не желая, вероят-
но, сообщать о незначительных фактах своей жизни.
В общем, неизвестно.
Известно только, что вернулся он не только не знаменитым - вернулся
он больным, голодным, даже иным человеком - с морщинами на лбу, с удли-
ненным носом, с побелевшими глазами и низко опущенной головой.
Он как вор вернулся в дом своей тетушки, как вор бежал по улицам от