него усы взялись, когда у него и усов-то не было в момент описания собы-
тий.
Что же касается самой старухи, так сказать, мамаши Рундуковой, то чи-
татель и сам вряд ли выразит претензию, ежели мы старушку и вовсе обой-
дем в своем описании. Тем более что старушек вообще трудновато художест-
венно описывать. Старушка и старушка. А пес ее разберет, какая эта ста-
рушка. Да и кому это нужно описание, скажем, ее носа? Нос и нос. И от
подробного его описания читателю не легче будет жить на свете.
Конечно, автор не взялся бы писать художественные повести, если бы
были у него только такие скудные и ничтожные сведения о героях. Сведений
у автора хватает.
Например, автору очень живо рисуется вся ихняя жизнь. Ихний небольшой
рундуковский домишко. Этакий темненький, в один этаж. На фасаде - номер
двадцать два. Повыше на досочке багор нарисован. На предмет пожара. Кому
что тащить. Рундуковой, значит, багор тащить. А только есть ли у них ба-
гор? Ох, небось нету!.. Ну, да не дело художественной литературы разби-
раться и обращать на это внимание уездной администрации.
А вся внутренность ихнего домика и, так сказать, вещественное его
оформление в смысле мебели тоже достаточно рельефно вырисовываются в па-
мяти автора... Три комнаты небольшие. Пол кривой. Рояль Беккера. Этакий
жуткий рояль. Но играть на нем можно. Кой-какая мебелишка. Диван. Кошка
или кот на диване. На подзеркальнике часишки под колпаком. Колпак
пыльный. А само зеркало мутное - морду врет. Сундук огромный. Нафталином
и дохлыми мухами от него пахнет.
Скучно небось было бы жить в этих комнатах столичным гражданам!
Скучно небось столичному гражданину и в ихнюю кухню войти, где мокрое
белье на бечевке развешано.
И у плиты старуха продукты стряпает. Картошку, например, чистит. Ше-
луха лентой из-под ножа свивается.
Только пущай не думает читатель, что автор описывает эти мелкие мело-
чи с любовью и восхищением. Нету!
Нету в этих мелких воспоминаниях ни сладости, ни романтизма. Знает
автор и эти домики и эти кухни. Заходил. И жил в них. И может, и сейчас
живет. Ничего в этом нету хорошего, так - жалкая жалость. Ну, войдешь в
эту кухню - и ведь непременно мордой в мокрое белье угодишь. Да еще спа-
сибо, ежели в благородную часть туалета, а то в мокрый чулок какой-ни-
будь, прости господи!
Противно же мордой в чулок! Ну его к черту! Такая гадость.
А по причинам, не касающимся художественной литературы, автору прихо-
дилось несколько раз бывать у Рундуковых. И автор всегда удивлялся, как
это в такой прели и мелкоте жила такая выдающаяся барышня, такой, можно
сказать, ландыш и настурция, как Лизочка Рундукова.
Автору всегда было очень-очень жаль эту миловидную барышню. О ней бу-
дем в свое время длинно и обстоятельно говорить, пока же автор принужден
рассказать кое-что о гражданине Василии Васильевиче Былинкине.
О том, какой это человек. Откуда он взялся. И благонадежен ли он по-
литически. И какое отношение он имеет к уважаемым Рундуковым. И не
родственник ли он им.
Нет, он не родственник. Он просто случайно и на время замешался в их-
нюю жизнь.
Автор уже предупреждал читателя, что физиономия этого Былинкина ему
не слишком запомнилась. Хотя вместе с тем автор, закрывая глаза, видит
его как живого.
Этот Былинкин ходил всегда медленно, даже вдумчиво.
Руки держал позади. Ужасно часто моргал ресницами.
И фигуру имел несколько сутулую, видимо придавленную житейскими обс-
тоятельствами. Каблуки же Былинкин снашивал внутрь до самых задников.
Что касается образования, то на вид образование было не ниже четырех
классов старой гимназии.
Социальное происхождение - неизвестно.
Приехал человек из Москвы в самый разгар революции и о себе не расп-
ространялся.
А зачем приехал - тоже неясно. Сытее, что ли, в провинции показалось?
Или не сиделось ему на одном месте и влекли его, так сказать, неведомые
дали и приключения? Черт его разберет! Во всякую психологию не влезешь.
Но скорей всего в провинции сытней показалось. Потому - первое время
ходил человек по базару и с аппетитом посматривал на свежие хлебы и на
горы всевозможных продуктов.
Но, между прочим, как он кормился - для автора неясная тайна. Может,
он даже и руку протягивал. А может, и пробки собирал от минеральных и
фруктовых вод. И продавал после. Были и такие отчаянные спекулянты в го-
роде.
Только, видимо, жил человек худо. Весь сносился и волосы стал терять.
И ходил робко, оглядываясь по сторонам и волоча ноги. Даже глазами пе-
рестал моргать и смотрел неподвижно и скучно.
А после, по невыясненной причине, в гору пошел. И к моменту разыграв-
шейся нашей любовной истории имел Былинкин прочное социальное положение,
государственную службу и оклад по седьмому разряду плюс за нагрузку.
И к этому моменту Былинкин уже несколько округлился в своей фигуре,
влил, так сказать, в себя снова потерянные жизненные соки и снова
по-прежнему часто и развязно моргал глазами.
И ходил по улице тяжеловатой походкой человека, насквозь прожженного
жизнью, и имеющего право жить, и знающего себе полную цену.
И действительно, к моменту развернувшихся событий был он мужчина хоть
куда в свои неполные тридцать два года.
Он много и часто гулял по улицам и, размахивая палкой, сбивал по до-
роге цветы, или траву, или даже листья. Иногда присаживался на скамейку
бульвара и бодро дышал полной грудью, счастливо улыбаясь.
О чем он думал и какие исключительные идеи осеняли его голову - нико-
му не известно. Может, он и ни о чем не думал. Может, он просто прони-
кался восторгом своего законного существования. Или скорей всего думал,