что ему совершенно необходимо переменить квартиру.
И в самом деле: он жил у Волосатова, у дьякона живой церкви, и, в си-
лу своего служебного положения, весьма беспокоился жить у лица, столь
политически запачканного.
Он много раз спрашивал, не знает ли кто, ради бога, какой-нибудь но-
вой квартиренки или комнаты, так как он не в силах более жить у служите-
ля определенного культа.
И наконец кто-то по доброте душевной сосватал ему небольшую, в две
квадратные сажени, комнату. Это было как раз в доме уважаемых Рундуко-
вых. Былинкин немедленно же переехал. Сегодня он осмотрел комнату и
завтра с утра въехал, наняв для этой цели водовоза Никиту.
Отцу дьякону ни с какой стороны не нужен был этот Былинкин, однако,
видимо, уязвленный в неясных, но отличных своих чувствах, дьякон страш-
ным образом ругался и даже грозил при случае набить Былинкину морду. И
когда Былинкин складывал свое добро на телегу, дьякон стоял у окна и
громко искусственно хохотал, желая этим показать полное свое равнодушие
к отъезду.
Дьяконица же выбегала время от времени во двор и, кидая на телегу ка-
кую-нибудь вещь, кричала:
- Скатертью дорожка. Камнем в воду. Не задерживаем.
Собравшаяся публика и соседи с удовольствием хохотали, прозрачно на-
мекая на ихние будто бы любовные отношения. Об этом автор не берется ут-
верждать. Не знает. Да и не желает заводить излишних сплетен в изящной
литературе.
Комната Былинкину, Василию Васильевичу, была сдана без всякой корысти
и даже без особой на то нужды. Вернее, старуха Дарья Васильевна Рундуко-
ва побаивалась, как бы из-за жилищного кризиса ихнюю квартирку не уплот-
нили бы вселением какого-нибудь грубого и лишнего элемента.
Былинкин этим обстоятельством несколько даже воспользовался. И, про-
ходя мимо беккеровского рояля, сердито покосился на него и с неудо-
вольствием заметил, что этот инструмент, вообще говоря, лишнее и что сам
он, Былинкин, человек тихий и потрясенный жизнью, побывавший на двух
фронтах и обстрелянный артиллерией, не может переносить лишних мещанских
звуков.
Старуха обиженно сказала, что у них сорок лет стоит этот рояльчик и
для былинкинских прихотей не могут они его сломать или выдернуть из пего
струны и педали, и тем более что Лизочка Рундукова обучается игре на
инструменте и, может быть, это у ней основная цель к жизни.
Былинкин сердито отмахнулся от старухи, заявив, что это он говорит в
форме деликатной просьбы, а отнюдь но в виде строгого приказания.
На что старуха, крайне обидевшись, расплакалась и чуть было вовсе не
отказала от комнаты, если б не подумала о возможности вселения со сторо-
ны.
Былинкин переехал утром и до вечера кряхтел в своей комнате, устанав-
ливая и прибирая все по своему столичному вкусу.
Два или три дня прошли тихо и без особых перемен. Былинкин ходил на
службу, возвращался поздно и долго ходил по комнате, шаркая войлочными
туфлями.
Вечером жевал что-то и наконец засыпал, слегка похрапывая и вереща
носом.
Лизочка Рундукова эти два дня ходила несколько притихшая и много раз
расспрашивала свою мамашу, а также и Мишку Рундукова о том, какой это
Былинкин на ихний взгляд, курит ли трубку и имел ли он в своей жизни ка-
кое-нибудь прикосновение к морскому комиссариату.
Наконец на третий день она и сама увидела Былинкина.
Это было рано утром. Былинкин по обыкновению собирался на службу.
Он шел по коридору в ночной рубашке с расстегнутым воротом. Помочи от
штанов болтались позади, развеваясь в разные стороны. Он шел медленно,
держа в одной руке полотенце и душистое мыло. Другой рукой он приглажи-
вал встрепанные за ночь волосы.
Она стояла в кухне по своим домашним делам, раздувая самовар или на-
щепывая от сухого полена лучину.
Она тихо вскрикнула, увидев его, и бросилась в сторону, стыдясь свое-
го неприбранного утреннего туалета.
А Былинкин, стоя в дверях, разглядывал барышню с некоторым изумлением
и восторгом.
И верно: в то утро она была очень хороша.
Эта юная свежесть слегка заспанного лица. Этот небрежный поток бело-
курых волос. Слегка приподнятый кверху носик. И светлые глаза. И не-
большая по высоте, но полненькая фигура. Все это было в ней необыкновен-
но привлекательно.
В ней была та очаровательная небрежность и, пожалуй, даже неряшли-
вость той русской женщины, которая вскакивает поутру с постели и, немы-
тая, в войлочных туфлях на босу ногу, возится по хозяйству.
Автору, пожалуй, даже нравятся такие женщины. Он ничего не имеет про-
тив таких женщин.
В сущности, нет ничего в них хорошего, в этих полных, с ленивым
взглядом женщинах. Нет в них ни живости, ни яркости темперамента, ни,
наконец, кокетливости позы. Так - мало двигается, в мягких туфлях, неп-
ричесанная... Вообще говоря, пожалуй, даже противно. Но вот подите ж!
И странная вещь, читатель!
Такая какая-нибудь кукольная дамочка, так сказать - измышление буржу-
азной западной культуры, совсем не по душе автору. Этакая прическа у
ней, черт ее знает, какая греческая - дотронуться нельзя. А дотронешься
- криков и скандалов не оберешься. Этакое платье ненастоящее - опять не
дотронься. Или порвешь, или запачкаешь. Скажите: кому это нужно? В чем
тут прелесть и радость существования?
Наша, например, как сядет, так вполне видишь, что сидит, а не на бу-
лавке пришпилена, как иная. А та - как на булавке. Кому это надо?
Автор многим восхищен в иноземной культуре, однако относительно жен-
щин автор остается при своем национальном мнении.