Но прежде чем приступить к описанию событий, автор хочет поделиться
еще некоторыми сомнениями.
Дело в том, что по ходу сюжета в повести имеются две-три дамы, кото-
рые выведены не так чтоб слишком симпатично.
Автор не жалел на них никаких красок и старался придать им свеженький
актуальный вид, тем не менее не получилось того, что хотелось бы. И по
этой причине женские фигуры получились одна другой хуже.
И многие, в особенности читательницы, могут вполне оскорбиться за эти
женские типы и постараются уличить автора в нехорошем подходе к женщинам
и в нежелании, чтоб женщины сравнивались в своих законных правах с муж-
чинами. Тем более что некоторые знакомые женщины уже обижаются: да уж,
говорят, у вас всегда дамские типы малосимпатичные.
Но автор горячо просит за это его не бранить. Автор и сам диву дает-
ся, чего это у него из-под пера такие малоинтересные дамочки определяют-
ся.
И это тем более странно, что автор, может, всю жизнь видел главным
образом только довольно хороших, добродушных и не злых дам.
И вообще на этот вопрос автор так глядит, что женщины, пожалуй, даже
лучше, нежели мужчины. Что ли, они как-то сердечней, мягче, отзывчивей и
приятней.
И в силу таких взглядов автор никогда не позволит себе оскорблять
женщину. А если в повести другой раз и получаются неясности по этому
вопросу, то это просто недоразумение, и автор умоляет на это не обращать
внимания и тем более не расстраиваться по пустякам.
Для автора, безусловно, все равны.
Другое дело, если взять, смеха ради, мир животных.
Там бывает разница. Там даже птицы имеют свою разницу. Там самец
всегда как-то несколько дороже стоит, чем самка.
Так, для примеру, чижик стоит два целковых по теперешней калькуляции,
а чижиха в том же магазине - копеек пятьдесят, сорок, а то и двугривен-
ный. А по виду птички - как две капли воды. То есть буквально не разоб-
рать, которая что, которая ничего.
И вот сели эти птички в клетку. Они зернышки жуют, водичку пьют, на
палочках прыгают и так далее. Но вот чижик перестал водичку пить. Он сел
поплотней, устремил свой птичий взор в высоту и запел.
И за это такая дороговизна. За это гони монету.
За пение и за исполнение.
Но что в птичьем мире прилично, то среди людей не полагается. И дамы
у нас в одной цене находятся, как и мужчины. Тем более у нас и дамы поют
и мужчины поют. Так что все вопросы и все сомнения в этом отпадают.
А кроме того, в нашей повести все грубые нападки на женщину и подоз-
рения относительно ее корысти идут со стороны нашего самого главного ге-
роя - человека определенно мнительного и больного. Бывшего прапорщика
царской армии, к тому же слегка контуженного в голову и потрепанного ре-
волюцией. В девятнадцатом году он в камышах сколько раз ночевал - боял-
ся, что его арестуют, схватят и разменяют.
И эти все страхи печальным образом отразились на его характере.
И в двадцатых годах он был нервный и раздражительный субъект. У него
тряслись руки.
И даже стакана он не мог поставить на стол, не кокнув его своей дро-
жащей ручкой.
Тем не менее в житейской борьбе руки его не дрожали.
По этой самой причине он не погиб, а с честью выжил.
Безусловно, человеку не так-то легко погибнуть. То есть автор думает,
что не так-то просто человек может с голоду умереть, находясь даже в са-
мых крайних условиях. И если есть некоторая сознательность, если есть
руки и ноги, и башка на плечах, то, безусловно, как-нибудь можно расста-
раться и найти себе пропитание, хотя бы в крайнем случае милостыней.
Но тут до милостыни не дошло, хотя у Володина и было довольно пиковое
положение в первые годы революции.
Тем более он много лет провел на военном фронте, совершенно, так ска-
зать, оторвался от жизни, ничего такого особенно полезного делать не
умел, кроме стрельбы в цель и по людям. Так что он еще не понимал - ка-
кое найти себе применение.
И, конечно, родственников у него не было. И квартиры у него не име-
лось. Буквально ничего.
Была у него одна мамаша, и та в военные годы скончалась. Квартирка
ее, по случаю смерти, перешла в другие быстрые руки. И остался наш быв-
ший военный гражданин по приезде совершенно не у дел и, как бы сказать,
без портфеля. Тем более революция выбила его из седла, и он остался, так
сказать, в стороне, и даже как бы лишний и вредный элемент.
Однако он не допустил слишком большой паники в этот ответственный мо-
мент своей жизни. Он поглядел своими ясными очами, что к чему и почему.
Видит - расположен город. Он окинул город своим орлиным взором. И видит
- идет вращение жизни тем же почти манером, как и всегда. По улицам па-
род ходит. Граждане спешат туда и сюда. Девушки ходят с зонтиками.
"Что ж, - думает, - кидаться в озеро не приходится, а надо, без сом-
нения в ударном порядке, что-нибудь придумать. Можно в крайнем случае
дрова грузить, или какую-нибудь хрупкую мебель перевозить, или для при-
меру мелкой торговлишкой заниматься. Или же, наконец, можно жениться не
без выгоды".
И вот от этих мыслей он даже повеселел.
"То есть особой выгоды, - думает, - в этом последнем случае сейчас,
конечно, не найти, по, скажем, помещение, отопление и себе пища - это,
безусловно, можно".
И, конечно, не такой он отпетый человек, чтобы дама его содержала, но
подать первую помощь в минуту жизни трудную - это не порок.
Тем более он был молодой и не старый. Ему было тридцать с небольшим
лет.
И хотя его центральная нервная система была довольно потрепана бурями
и житейскими треволнениями, однако он был мужчина еще ничего себе. При-