Изабелла Ефремовна ревностно помогала ему в этом, уговаривая его по-
меньше церемониться и стесняться и смысле окончательной распродажи всего
имущества.
В апреле 1925 года стояла исключительно хорошая и ясная погода.
Мишель в легком пальто, под руку с Изабеллой Ефремовной, выходил из
своей комнаты, желая пойти погулять по набережной и посмотреть на ледо-
ход.
И, закрывая дверь на ключ и напевая "Бананы, бананы", он поглядывал
на свою даму.
Она тут же колбасилась в коридоре, делая своими стройными ножками
разные на и танцуя чарльстон.
Она была чудесно хороша в своем светлом весеннем костюме, со своим
прелестным профилем и завитушками из-под шляпы.
Мишель любовно глядел на нее, восхищаясь ее красотой, молодостью и
беспечностью.
Да, конечно, она не была ученая девица, способная с легкостью погово-
рить о Канте или о теории вероятности и относительности.
Безусловно, она этого ничего не знала и не имела склонности к умозри-
тельным наукам, предпочитая им легкую, простую жизнь. Морщины раздумья
не бороздили ее лба.
Мишель любил ее со всей страстью и, мысленно сравнивая ее со своей
бывшей Симочкой, приходил в ужас - как он мог так низко пасть, женившись
на такой провинциальной курочке.
Итак, танцуя чарльстон и дурачась и взявшись за руки, они пошли по
коридору и, выйдя в прихожую, остановились, чтоб пропустить вошедшую па-
ру.
Это был рассыльный с книжкой и рядом с ним старая женщина, завернутая
в зимний ватерпруф, с головой, повязанной шерстяным платком.
Это была не кто иная, как тетка Марья.
Грубым, шутливым тоном рассыльный спросил, здесь ли проживала выздо-
ровевшая гражданка А., и если здесь, то вот не угодно ли принять кого
следует.
Все помутилось в глазах Мишеля. Ноги приросли к полу, и страх отнял у
него дар речи.
Кое-как поставив небольшую каракулю в рассыльной книге, Мишель пере-
вел глаза на тетку, которая, сконфуженно улыбаясь, ручкой приветствовала
своего племянника.
Мишель начал лепетать непонятные слова и, пятясь к двери, старался
заслонить проход, не желая тем самым пропустить тетку дальше.
Тетка Марья шагнула к нему и начала довольно попятно изъясняться, го-
воря, что она сильно прихворнула, но теперь почти что оправилась и в
дальнейшем нуждается только в полной тишине и спокойствии.
Понимая всю серьезность дела и не желая мешать объяснению родственни-
ков. Изабелла Ефремовна, сказав, что она зайдет завтра, как птичка вы-
порхнула на лестницу и исчезла.
А тетка Марья в сопровождении Мишеля пошла по коридору, направляясь к
своей двери.
Мишель взял тетку под руку и, стараясь не допустить ее в комнату, в
которой оставалась какая-то жалкая дребедень, тянул ее к себе, говоря,
что ну вот и отлично, и прекрасно, сейчас они присядут у Мишеля на дива-
не и попьют чайку.
Однако тетка, не пожелав чаю, настойчиво шла к своей комнате, твердо
сохранив в своем непрочном уме расположение комнат.
Она вошла в комнату и остановилась, пораженная и полная гнева.
Автор, щадя нервы читателей, не считает возможным продолжать свое
описание скандала и драматических сцен, происшедших в первые полчаса.
Оголенная комната зияла своей пустотой. В углу стоял нетронутый мрамор-
ный умывальник и несколько стульев, не проданных в силу значительной из-
ношенности.
Тетка Марья Аркадьевна моментально поняла, что случилось. Ужасная
бледность покрыла ее лицо. Потом гнев зажегся в ее глазах, и она с бе-
шенством набросилась на Мишеля, снова по-мужски ругаясь и выкрикивая та-
кие слова, от которых шарахались в сторону видавшие виды жильцы.
Нервный подъем сменился тихими слезами, чем воспользовался Мишель. Он
проскользнул в свою комнату и, обессиленный, рухнул на кровать.
К вечеру стало известно, что тетка вновь свихнулась в своем уме и
вновь делает по своей комнате какие-то прыжки и движения.
Еле волоча ноги, Мишель убедился в этом и, сделав соответствующие
распоряжения, вернулся к себе.
К ночи тетку Марью вновь отвезли в психиатрическую лечебницу.
Жильцы судачили о всяких превратностях судьбы и говорили о необходи-
мости показательного суда над Мишелем, который снова свел тетку с ума,
решив воспользоваться ее последними вещами.
Однако Мишель на другой день слег в постель в нервной горячке и этим
прекратил пересуды.
Три недели он пролежал, думая, что пришел ему конец и расплата, но
молодость и цветущее здоровье сохранили ему жизнь.
Изабелла Ефремовна изредка посещала его. Ее веселость сменилась натя-
нутостью, и она еле разговаривала с больным, пикируясь и капризничая.
Болезнь значительно изменила Мишеля. Вся его беспечность ушла, и он сно-
ва был таким же, как в Пскове, - меланхоличным и созерцательным субъек-
том.
Вновь приходилось подумать о существовании и о куске насущного хлеба.
М. П. Синягин принялся хлопотать и несколько раз ходил на биржу тру-
да, регистрируясь и отмечаясь.
Не умея ничего делать и не зная никакой специальности, он имел, ко-