- Хочешь, - говорит, - знать мою биографию? Я комиссар и занимаю
вполне прелестный пост в советском имении.
- Что ж, - отвечаю, - дорогой мой приятель Утин, всякому свое, вся-
кий, говорю, человек дает от себя какую-нибудь пользу. Ты же человек,
одаренный качествами, и я посейчас вспоминаю всякие твои исторические
рассказы и переживания. И Пипина Короткого, говорю, помню. Спасибо тебе
немало!
А он вдруг мной восхитился.
- Хочешь, - говорит, - поедом ко мне, будем жить с тобой в обнимку и
по-приятельски.
- Спасибо, - говорю, - дорогой приятель Утин, рад бы, да нужно торо-
питься мне в родную свою деревеньку.
А он вынул откуда-то кожаный бумажник, отрыл десять косых.
- На, - говорит, - возьми, если на то пошло. Поезжай в родную свою
деревню либо так истрать - мне теперь все равно.
Взял я деньжонки и адрес взял.
"Что ж, - думаю, - и я ему немало сделал, а тут вполне прекрасный
случай, - поеду пока в свою деревню. А там видно будет - может, и
действительно побываю по этому адресу. Вот, думаю, спасибо Утину - сде-
лал благодарность за мое благодеяние".
А это верно: на фронте я его всегда покрывал. Там, скажем, бой или
разведка, я - прямо к ротному командиру. Так и так, отвечаю, Утина никак
нельзя послать. Ну, не дай бог, пуля его пристрелит, - человек он обра-
зованный, и погибнет с ним большое знание.
И через меня устроили его на длинномер, - так он всю свою жизнь, всю
то есть германскую кампанию, и мерил шаги до германских окопчиков.
Так вот произошла такая с ним встреча, и вскоре после того собрался я
и поехал в родные свои места.
И вот, запомнил, подхожу к своей деревеньке походным порядком, любу-
юсь каждой даже ветошкой, восторгаюсь, только смотрю - ползет навстречу
поп, черт его побери.
Ну, думаю, будет теперь беда-бедишка. А сам, безусловно, подхожу к
нему.
- Вздравствуйте, - говорю, - батюшка отец Сергий! Вполне прелестный
день.
Как шатнется он от меня в сторону.
- Ой-е-ей, - говорит, - взаправду ли это ты, Назар Ильич Синебрюхов,
или мне это образ представляется?
- Да, - говорю, - взаправду, батюшка отец Сергий, а что, говорю, слу-
чилось, - ответьте мне для ради бога.
- Да как же, - говорит, - что случилось? Я по тебе живому панихидки
служу, и все мы почитаем тебя умершим покойником, а ты вон как... А суп-
руга, говорит, твоя, можешь себе представить, живот даже в советском
браке с Егор Иванычем.
- Ой-е-ей, - отвечаю, - что же вы со мной такоеча сделали!
Очень я растрогался, сам дрожу.
Ну, думаю, вот и беда-бедишка.
Ничего я попу больше не сказал и потрусил к дому.
Взбегаю в собственный, заметьте, домишко, смотрю - уже сидят двое:
баба моя Матрена Васильевна Синебрюхова да Егор Иваныч. Чай кушают. Пок-
лонился я низенько.
- Чай, - говорю, - вам да сахар! Что же тут такоеча приключилось,
Егор Иваныч Клопов, не томите меня для ради бога.
А сам не могу больше терпеть и по углам осматриваю свое добришко.
- Вот, - смотрю, - спасибо, сундучок, вот и штаны мои любезные висят,
и шинелька - все на том же месте.
Только вдруг подходит ко мне Егор Иваныч, ручкой этак вот передо мной
крутит.
- Ты, - говорит, - чужие предметы руками не тронь, а то, говорит, я
сам за себя не отвечаю.
- Как же, - намекаю, - чужие предметы, Егор Иваныч, если это, безус-
ловно, мои штаны? Вот тут даже, взгляните, химический подпись: Ен Синеб-
рюхов.
А он:
- Нет тут твоих штанов, и быть их не может, - тут, говорит, все мое
добришко пополам с Матреной Васильевной.
А сам берет Матрену Васильевну за локоток и за ручку, выводит ее,
например, на середину.
- Вот, - говорит, - я, а вот - законная супруга моя, драгоценная Мат-
рена Васильевна. И все, не сомневайтесь, по закону.
Тут поклонилась мне Матрена Васильевна.
- Да, - отвечает, - воистинная все это правда. Идите себе с богом,
Назар Ильич Синебрюхов, не мешайте для ради бога постороннему счастью.
Очень я опять растрогался, вижу - все пошло прахом, и ударил я тут
Егор Иваныча. И ударил, прямо скажу, не по злобе и не шибко ударил, а
так, для ради собственного блезиру. А он, гадюка, упал нарочно навзничь.
Ногами крутит и кровью блюет.
- Ой-е-ей, - кричит, - убийство!
Стали тут собираться мужички. И председатель тоже собрался. Фамилия -
Рюха. Начали тут кричать, начали с полу Егор Иваныча поднимать...
А только смотрю - многие прямо-таки мной восхищаются и за меня горой
стоят, и даже подзюкивают в смысле Егор Иваныча.
- Побей, - подзюкивают, - Егор Иваныча, а мы, говорят, в общей куче
еще придадим ему, и даже, может быть, нечаянно произойдет убийство. И
тогда ослободится твоя бывшая супруга Матрена Васильевна.
Только замечаю: председатель Рюха перешептался с Егор Иванычем и ко
мне подходит.
- Ты что ж это, - говорит, - нарушаешь тут беспорядки? Что ж ты, так
твою так, выступаешь супротив пас? Контр твоя революция нам теперь впол-
не известна, и даже, если на то пошло, есть у меня свидетели.
Вижу - человек обижается, я ему тихоньким образом внедряю: