- Ты ли это, Назар Ильич товарищ Синебрюхов?
- Да, - говорю, - безусловно. А что, говорю, такоеча?
- Да нет, - говорит, - ничего. Я, говорит, тебя не гоню и супротив
тебя ничего не имею, да только как же все это так? У меня, говорит, тут
уже папаша живет. И мой папаша, наверно, будет что-нибудь иметь против.
Он у меня очень такой несговорчивый старичок. А лично я, говорит, всеце-
ло рад и счастлив твоему прибытию.
Тогда я отвечаю ему гордо:
- Нет, отвечаю, дорогой мой приятель Утин, вижу, что ты не рад, но я,
говорю, пришел не в гости гостить и не в обнимку жить. Я, говорю, пришел
в рабочие батраки наняться, потому что нет у меня теперь ни кола, ни да-
же куриного пера.
Подумал это он.
- Ну, - говорит, - ладно. Лучше меня, это знай, человека нет! Я, го-
ворит, каждому отец родной. Я, говорит, тебя чудным образом устрою. Ста-
новись ко мне рабочим по двору. Я так своему папе и скажу.
И вдруг, замечайте, всходит из боковой дверюшки старичок. Чистенький
такой старикан. Блюза на нем голубенькая, подпоясок, безусловно, шелко-
вый, а за подпояском - платочек носовой. Чуть что - сморкается в него,
либо себе личико обтирает. А ножками так и семенит по полу, так, гадюка,
и шуршит новыми полсапожками.
И вот подходит он ко мне.
- Я, - говорит, - рекомендуюсь: папаша Утин. Чего это ты, скажи, по-
жалуйста, приперся с собаками? Я, говорит, имейте в виду, собак не люблю
и терпеть их ненавижу. Они, мол, всюду гадят и кусаются.
А сам, смотрю, сучку мою все норовит ножкой своей толкнуть.
И так он сразу мне не поправился, и сучке моей, вижу, не понравился,
но отвечаю ему такое:
- Нет, говорю, старичок, ты не пугайся, они не кусачие...
Только это я так сказал, сучка моя как заурчит, как прыгнет на ста-
ричка, как куснет его за левую руку, так он тут и скосился.
Подбежали мы к старичку...
И вдруг, смотрю, убежала моя сучка. Кобель, безусловно, тут, кобель,
замечайте, не исчез, а сучки нету.
Люди после говорили, будто видели ее на дворе, будто она ела косточ-
ку, да только вряд ли, не знаю, не думаю... Дело это совершенно удиви-
тельное...
Так вот подошли мы к старичку. Позвали фершала. Фершал ранку осмот-
рел.
- Да, - говорит, - это собачий укус небольшой сучки. Ранка небольшая.
Маленькая ранка. Не спорю. Но, говорит, наука тут совершенно бессильна.
Нужно везть старичка в Париж, - наверное, сучка была бешеная. А там ему
сделают операцию.
Услышал это старик, задрожал, увидел меня.
- Бейте, - закричал, - его! Это он подзюкал сучку, он на мою жизнь
покусился. Ой-е-ей, говорит, умираю и завещаю вам перед смертью: гоните
его отсюда.
"Ну, - думаю, - вот и беда-бедишка произошла через эту белую сучку.
Недаром я ее в лесу испугался".
А подходит тут ко мне задушевный приятель Утин.
- Вот, - говорит, - тут налево порог. Больше мы с тобой не приятели!
Взял я со стола ломоточек хлеба, поклонился на четыре угла и побрел
тихохонько.
ГИБЛОЕ МЕСТО
Много таких же, как и не я, начиная с германской кампании, ходят по
русской земле и не знают, к чему бы им такое приткнуться.
И верно. К чему приткнуться человеку, если каждый предмет, заметьте,
свиное корыто даже, имеет свое назначение, а человеку этого назначения
не указано? И через это человеку самому приходится находить свое опреде-
ление.
И через это, начиная с германской кампании, многие ходят по русской
земле, не понимая, что к чему.
И таких людей видел я немало и презирать их не согласен. Такой чело-
век - мне лучший друг и дорогой мой приятель. Поскольку такой человек
ищет свое определение. И я тоже это ищу. Но только не могу найти, пос-
кольку со мной сличаются разные бедствия, истории и происшествия.
Конечно, есть такие гиблые места, где кроме таких, как я, и другие
тоже ходят. Жулики. Но такого страшного жулика я сразу вижу. Взгляну и
вижу, какой он есть человек.
Я их даже по походке, может быть, отличу, по самомалейшей черточке
увижу.
Я вот, запомнил, встретил такого человека. Через него мне тоже одна
неприятность произошла. А я в лесу его встретил.
Так вот, представьте себе - пенек, а так - он сидит. Сидит и на меня
глядит.
А я иду, знаете ли, смело и его будто и не примечаю.
А он вдруг мне и говорит:
- Ты, говорит, это что?
Я ему и отвечаю:
- Вы, говорю, не пугайтесь, иду я, между прочим, в какую-нибудь там
деревню, на хлебородное местечко, в рабочие батраки.
- Ну, - говорит, - и дурак (это про меня то есть). Зачем же ты идешь
в рабочие батраки, коли я, может быть, желаю тебя осчастливить? Ты, го-
ворит, сразу мне приглянулся наружной внешностью, и беру я тебя в свои
компаньоны Привалило тебе немалое счастье.
Тут я к нему подсел.
- Да что ты? - отвечаю. - Мне бы, говорю, милый ты мой приятель,
вполне бы неплохо сапожонками раздобыться.