барышня ни то ни се. Ну вообще ходит, сидит, говорит и кушает, но к поэ-
зии не имеет склонности и на рояле играть не может.
Без своего богатства ей, конечно, ноль цена, но, поскольку у нее было
богатство, за ней мужчины сильно волочились и даже три раза подряд жени-
лись на ней, но все как-то неудачно. И даже за ней один доктор ухаживал.
Но, будучи политически грамотным человеком, он не придал значения ее бо-
гатству, понимая, что это есть нечто кратковременное. Он несколько поу-
хаживал за ней и, предвидя неприятности, ушел, как говорится, в кусты.
Но тут она знакомится с одним инженером. Такой интересный красавец,
тоняга, одевается. Такой вообще педант и любимец женщин. Душистый платок
в кармане, какие-то запонки, еще что-то такое. И при этом имеет имя -
Лютик.
Вот этот молодой любимец дам посещает нашу Елену Григорьевну и видят
у нее несметное количество ценного барахла И вот, распалившись на это
добро, он кружит дамочке голову и однажды говорит ей, мол, не хотите ли
вы быть моей женой.
А эта дура, влюбленная в него как кошка, трясется от радости и гово-
рит: "Ах, я твоя навеки".
Вот он, не будь дурак, женится на ней поскорей, чудно живет, востор-
гается жизнью, закусывает по пять раз в день и думает: "Вот так устроил-
ся!"
Он переезжает в Детское Село, в собственный дом, и вдруг примечает,
что дамочка-то ему малоинтересна. Никакой такой любви у него к ней не
имеется, и даже ему неохота находиться с ней рядом и дышать тем же воз-
духом.
"Разводиться, - думает, - мне с ней в высшей степени глупо, но я, ду-
мает, зевать не буду".
И вот он заводит разные флирты и романы и разные любовные похождения.
Живет там на полный ход с какойто невероятной красавицей. При этом с ней
кутит и выпивает и бросает к ее ногам разные мелкие ценности.
Домой приезжает, как говорится, еле монаху, но при этом делает вид,
будто он чересчур утомился строительством и делами и поэтому не может
даже беседовать со своей супругой.
- Я, - говорит, - извиняюсь, не могу по-прежнему подолгу разговари-
вать с вами на разные темы и тем более любоваться вами, поскольку от
усиленных занятии у меня изменился характер и я потерял некоторую жи-
вость своего темперамента.
И при этом он стал при ней притворяться - ходит сгорбившись, охает,
харкает лишней слюной и прикрывается двумя одеялами. А у самого морда
цветущая и здоровье - лучше не надо.
В довершение всего он подговорил одного знакомого врача, Орлова, что-
бы тот нашептал Елене Григорьевне разные устрашающие слова. И дал ему
для этого некоторую сумму денег.
Вот врач приезжает, ахает, восклицает и говорит Елене Григорьевне:
- Да! Это да! Охо-хо! Такое молодое, цветущее существо, а здоровье у
него в высшей степени поганое. Вы его берегите и не волнуйте. Пущай он
лучше всего спит в отдельном кабинете. И ваше дамское дело исполнять все
его капризы и требования.
Вот эта дура немыслимо рыдает, ходит на цыпочках и ничем не тревожит
своего супруга, которого по-прежнему любит и обожает.
И так проходит год и два. И наконец три. И проходит пять лет, и дело
приближается к нашим дням.
И вот наступает 1933 год.
И вот раз однажды приходит до Елены Григорьевны ихний сосед. Такой
счетовод Федоров. Такой вообще счетоводишка - дурак, фанфарон и мелкая
личность.
Чего-то они разговорились о том, о сем (а Лютика не было дома), а
Елена Григорьевна говорит:
- Знаете что, мне нынче скучно. Поедемте в ресторан. Я буду платить,
а вы не беспокойтесь. Послушаем музыку, скушаем по цыпленку и провернем
интересно время.
Этот прохвост, счетоводишко Федоров, говорит!
- Очень рад. С великим удовольствием.
Вот они едут в Ленинград. Заходят в "Асторию". Ковры. Столики. Играет
оркестр. Танцуют великолепные пары. А этот болван Федоров одет, навер-
ное, в свой серый пиджачок, небритая морда, галстук, наверное, свернулся
на сторону. Ай-яяй!
Вот они садятся за столик, заказывают себе цыплят и так далее. И
вдруг Елена Григорьевна видит - что такое - фантасмагория! Она видит: ее
супруг, Лютик, танцует шимми с какой-то дамой.
Ах, она ничего не сказала и не вздрогнула. Она только встала из-за
столика и пошла к выходу, будто с ней приключилось нехорошо и ей надо
пойти в уборную.
А ее счетоводишко Федоров, видя, что сумочка с деньгами на столе, не
стал тревожиться. Она, думает, навряд ли сбежала. А в крайнем случае я
два цыпленка съем.
Вот Елена Григорьевна летит моментально домой. И по дороге ей пол-
ностью раскрывается вся чудовищная картина. Ей сразу стало все ясно, и
какой обман она имела в течение семи лет.
Она летит домой. Сразу роется в его письменном столе. Вытаскивает
разные письма и записочки и читает это все побледневшими губами. И видит
- да, обман налицо, и он не поддается описанию.
Она находит разные дамские письма. Она читает в них поэтические слова
о том, о сем: "Уважаемый Лютик...", "Ты-мой бог...", "Целую вас...",
"Ах, ах...". И все такое.
Она восклицает: "Ах!", падает ненадолго в обморок, но потом берет се-
бя в руки и говорит себе: "Я, кажется, полюбила подлеца".
Нет, она ничего не говорит ему, когда он на другой день приезжает.
Она только нервно ходит по саду, нетерпеливо рвет листочки с деревьев и
шепчет: "Вот так да!"
А этот подлец Лютик, не привыкши видеть ее такой, приходит от этого