И если, предположим, изменить одно, то, наверно, изменится другое. А
которые думают, что можно второе изменить, а первое пущай остается в
прежней силе, в прежнем блеске и почете, - те, я так думаю, прежестоко
ошибаются.
В общем, наше дело сказать, а вы там как хотите.
Итак, на этом, проливши несколько капель слез и погоревав о падении и
гибели многих хороших людей, мы закрываем наш отдел, озаренный нес-
частьем, и со своей романтической душой вступаем с пылкой надеждой в но-
вый, радостный отдел - "Любовь".
И мы уже слышим шепот и робкое дыхание, и трели на гитаре, и кой-ка-
кие стишки. И дамские крики. Выстрел. И рев младенца. И, пардон, кажет-
ся, снова звон денег.
Читатель, пригладь свои волосы и завяжи потуже галстук. Мы сейчас
пойдем с тобой по той аллее, которая требует некоторой, что ли, выправ-
ки, красоты разных линий, очертаний и внешних форм. Туда, я извиняюсь,
нельзя прийти на косолапых ногах и с небритой мордой.
Итак, пригладьте свою прическу, - мы пойдем по аллее, освещенной тре-
петной луной. Высокие липы, представьте себе. Скамейки под деревом.
Пруд. Как сказал поэт:
Золотою лягушкой луна
Распласталась на тихой воде...
Ах, вот где, наверно, мы увидим радость и восторги, которых люди
вполне заслуживают. Вот где, наверно, мы увидим счастье, которое нам ис-
купит огорчения прежних страниц.
Читательница, ваше милое присутствие здесь крайне необходимо. Дайте
вашу нежную ручку, положите ее нам на грудь, успокойте наше сердцебие-
ние, которое происходит от предчувствия всего хорошего.
Итак, мы начинаем новый отдел - "Любовь".
ЛЮБОВЬ
1. Вот когда госпожа смерть подойдет неслышными стопами к нашему из-
головью и, сказав "ага", начнет отнимать драгоценную и до сих пор милую
жизнь, - мы, вероятно, наибольше всего пожалеем об одном чувстве, кото-
рое нам при этом придется потерять.
2. Из всех дивных явлений и чувств, рассыпанных щедрой рукой природы,
нам, наверно, я так думаю, наижальче всего будет расстаться с любовью.
И, говоря языком поэтических сравнений, расставаясь с этим миром, на-
ша вынутая душа забьется и застонет, и запросится назад, и станет уни-
жаться, говоря, что она еще не все видела из того, что можно увидеть, и
что ей хотелось бы чего-нибудь еще из этого посмотреть.
Но это вздор. Она все видела. И это есть пустые отговорки, рисующие
скорей величие наших чувств и стремлений, чем что-либо иное.
3. Конечно, есть и помимо того разные исключительные и достойные слу-
чаи и чувства, о которых мы тоже, наверно, горько вздохнем при расстава-
нии.
Нам, без сомнения, жалко будет не слышать музыки духовных и симфони-
ческих оркестров, не плавать, например, по морю на пароходе и не соби-
рать в лесу душистых ландышей. Нам препечально будет бросить нашу слав-
ную работу и не лежать на берегу моря с целью отдохнуть.
Да, это все славные вещи, и обо всем этом мы тоже, конечно, пожалеем
при расставании. И, может быть, даже всплакнем. Но вот о любви будут
пролиты особые и горчайшие слезы. И когда мы попрощаемся с этим
чувством, перед нами, наверно, весь мир померкнет в своем величии, и он
покажется нам пустым, хоттодным и малоинтересным.
Как у одного поэта сказано:
Любовь украшает жизнь
Любовь - очарование природы.
Существует внутреннее убеждение,
Что все, сменяющее любовь, ничтожно.
Вот видите, французский поэт Мюссе сказал, что все ничтожно в сравне-
нии с этим чувством. Но он, конечно, отчасти ошибался. Он, конечно,
слегка перехватил через край.
4. Тем более нельзя забывать, что эти строчки сказал француз. То есть
человек от природы крайне чувственный и, простите, вероятно, бабник, ко-
торый от чрезмерно волновавших его чувств действительно может брякнуть
бог знает что из этой области.
Они, французы, там у себя, в Париже, сколько нам говорили, выйдут ве-
черком на бульвар, и, кроме разных красоточек, которых они величают "ку-
рочками", спервоначалу решительно ничего другого не видят. Вот какие они
любители женской красоты и грации!..
Так что у нас есть основания слегка погасить удивительную пылкость
этих поэтических строк.
5. Но вот взгляните на русского поэта. Вот и русский поэт не отстает
от пылкого галльского ума. И даже больше. Не только о любви, а даже о
влюбленности вот какие мы находим у него удивительные строчки:
О влюбленность, ты строже судьбы,
Повелительней древних законов отцов...
Слаще звуков военной трубы.
Из чего можно заключить, что наш прославленный поэт считал это
чувство за нечто высшее на земле, за нечто такое, с чем не могут даже
равняться ни строчки уголовных законов, ни приказания отца или там мате-
ри. Ничего, одним словом, он говорит, не действовало на него в сравнении
с этим чувством. Поэт даже что-то такое намекает тут насчет призыва на
военную службу - что это тоже ему было как будто нипочем. Вообще что-то
тут поэт, видимо, затаил в своем уме. Аллегорически выразился насчет во-
енной трубы и сразу затемнил. Наверно, он в свое время словчился-таки от
военной службы. Оттого, может, и пустился на аллегорию.
В этом смысле гораздо легче иметь дело с прозой. В прозе не может
быть таких туманностей. Там все ясно. А впрочем, и поэзию, как видите,