быть, Сикст IV. Я, впрочем, не уверен в этом. И вот у них начинаются пе-
ревыборы. Может быть, пленум. Или там конференция специалистов по свя-
щенному писанию. Одним словом - выборы.
Воображаю, какие понаехали! Шелковые рясы. Выступают медленно. Ручки
пухлые. Морды лоснятся. И почти все кардиналы. Крапивное семя!
И наш герой, кардиналишка Перетта, тоже, конечно, поторопился сюда
приехать.
Поглядел, может, на избранное общество и думает: "В таком виде, какой
я есть, они, мерзавцы, навряд ли меня выберут. Их надо чем-нибудь заин-
тересовать. Дай, думает, я им устрою метаморфозу".
И с этими словами он является на перевыборы вроде как больной. Он
охает, кашляет и ходит сгорбившись. Поминутно хватается за грудку и при
этом восклицает: вот, дескать, братцы, какой номер! Ослаб в высшей сте-
пени, серьезно хвораю и думаю скоро протянуть ноги. И, главное, прямо
ничем не интересуюсь, до чего меня прищемило.
И сам говорит шепотом. С одышкой. И только у него, у подлеца, глаза
сверкают, как у мошенника.
19. Другие кардиналы думают:
"Вот бы хорошо, в самом деле, такого слабенького папу выбрать. Он ти-
хий, болезненный, все время хворает. Очень будет милый и застенчивый па-
па. И он навряд ля будет во все входить и всех подтягивать. А то, ей-бо-
гу, другого выберешь, он тебе навернет. Нет, непременно надо этого выб-
рать".
И с этими словами они его выбирают.
Историки говорят, что сразу после избрания, почти немедленно, прои-
зошла чудовищная перемена. Кардинал выпрямил стан и заговорил с собрав-
шимися таким резким и суровым тоном, что привел всех в трепет.
И он пять лет был папой. И он весьма сурово вел дела. Он во все вни-
кал и всех тянул. И даже казнил двух кардиналов. И сам был здоров как
бык. Так что все вскоре убедились, что он их чертовски надул.
В общем, когда он умер, обозлившиеся церковники сбросили его статую с
пьедестала и разбили ее в мелкие дребезги. И это, говорят, был в, неко-
тором роде единственный случай, что разбили статую.
Наверно, он, собака, сильно им всем насолил. Но это был, в общем,
большой психолог. Молодец!
20. А то они еще однажды одного довольно хорошего короля убили. То
есть он, может быть, и не так был хорош, но они тоже уж, знаете, слишком
хороши. Они его в церкви убили. Они ему яд в причастие подсыпали.
И это был один из удивительнейших церковных номеров - подсыпать яд в
причастие и дать человеку, который, может быть, заскочил в церковь с са-
мыми благими и божественными намерениями.
В общем, они его отравили таким поразительным способом. А это был,
между прочим, германский император Генрих VII. Там у них было, если пом-
ните, несколько Генрихов. Собственно, семь. Генрих Птицелов. Он, вероят-
но, любил птиц ловить. Скорей всего надо предполагать, что это была ка-
кая-нибудь порядочная балда, что он за птицами гонялся, вместо того чтоб
править.
Потом был у них такой Генрих Мореплаватель. Этому, наверное, нрави-
лось любоваться морем. Или он, может быть, любил посылать морские экспе-
диции. Впрочем, он, кажется, правил в Англии или в Португалии. Где-то,
одним словом, в тех краях. Для общего хода истории это абсолютно неваж-
но, где находился этот Генрих. А что касается Германии, то там, кроме
того, были еще какие-то маловыдающиеся Генрихи.
И, наконец, этот наш несчастный труженик - Генрих VII.
Он правил Германией еще значительно до фашизма. Он был у них импера-
тором в XIV веке.
21. И он ничего особенного из себя не представлял. Единственно он,
говорят, пугался, как бы современники его не убили. И в этом смысле он
сильно остерегался. Так что мы их, то есть церковников, вполне понимаем,
что иначе, как в церкви, его и нельзя было взять. Так что по-своему они
и правы. Потому что дома он давал еду попробовать повару и приближенным.
И, наверно, кроме того, со специальной целью у него под столом собаки
находились. И он, может, по временам бросал им огрызки, чтоб удостове-
риться, правильная ли еда.
Ну, а в церкви он, естественно, не мог на этот счет тревожиться. Он
был абсолютно спокоен. И он, наверное, глотнул причастие без всякого
сомнения. Он, наверное, его пил с большим удовольствием. Может быть, он
даже подумал: "Это, мол, единственное местечко, где я, не тревожась, пью
и кушаю. Не начать ли мне, думает, вообще в храмах закусывать. Сейчас,
думает, питье допью и просвиркой закушу. Славно!"
Но не тут-то было. Только он выпил, и только он хотел облаткой за-
есть, как вдруг зашатался, побледнел и, как говорится в священном писа-
нии, упал с катушек долой.
22. И, наверное, упавши, сердито на попов взглянул. Дескать, что ж
это вы, господа, обалдели! Неужели у вас хватило нахальства подсыпать
чего-нибудь мне в причастие? Вот так номер!
И, вздохнувши раз-другой, скончался, увидев всю несостоятельность
христианской церкви. Но было уже, к сожалению, поздно.
Попы, наверное, вскрикнули от удивления. Которые, конечно, не знали,
в чем дело, и которые, может, сами хотели допить причастие и докушать
просвирки. Но теперь забоялись это делать.
А которые знали, те, конечно, потирая руки, вприпрыжку побежали док-
ладывать об этом кому следует.
И только потом историки откуда-то узнали, что яд в причастие велел
подсыпать папа, который не ладил с этим императором.
Вот какой это был арапский случай из церковной жизни. А наш скромный
Генрих так и помер. И даже ничего путного не сказал потомству.
Вообще что касается императоров, то они, после попов, стоят на втором
месте в смысле количества рассказов о коварстве.
И нам бы пришлось рассказывать множество исторических новелл, если бы
у нас на это была сильная охота.