мени!
Иные, впрочем, предпочитают рыбу неводом ловить, переметами, подпус-
ками, мережками английскими со звонками, приспособлениями... Но пустяки
это, пустяки. Простая, натуральная удочка ни с чем не сравнима.
Конечно, удочка нынче разная пошла. Есть и такая: с колесиком вроде
бы. Леска на колесико накручивается. Но это тоже пустяки. Механика. Хо-
дит, скажем, такой рыбарь по берегу, замахнется, размахнется, шлепнет
приманку и крутит после.
Пускай крутит. Пустяки это. Механика. Не любит этого поп Семен. Попу
Семену предпочтительней простейшая удочка. Чтоб сидеть при ней часами
можно, чтоб сидеть, а не размахиваться и не крутить по-пустому, потому
что, если крутить начнешь, то в голове от того совершенные пустяки и ко-
ловращение. Да и ноту той ясности и того умиротворения предметов, как
при простой удочке.
А простая, натуральная удочка... Ах, ей-богу! Сидишь мыслишь. Хочешь
- о человеке мыслишь. Хочешь - о мироздании. О рыбе хочешь - о рыбе мыс-
лишь. И ни в чем нет тебе никакого запрета. То есть, конечно, есть зап-
рет. Но от себя запрет. От себя поп Семен наложил запрет этот.
Обо всем поп Семен проникновенно думал, обо всем имел особое суждение
и лишь об одном не смел думатьто боге. Иной раз воспарится в мыслях -
черт не брат. Мироздание - это, мол, то-то и то. Зарождение первейшей
жизни - органическая химия. Бог... Как до бога доходил, так и баста. Пу-
гался поп. Не смел думать. А почему не смел, и сам не знал. В трепете
перед богом воспитан был. А отрывками, впрочем, думал. Тихонечко. Мыс-
лишку одну какую-либо допустит - и хватит. Трясутся руки. А мыслишка -
какой это бог? Власть ли это созидающий или иное что.
И после сам себе:
- Замри, поп Семен. Баста! Не моги про это думать...
И про иное думал. Отвлекался другими предметами.
А кругом - предметов, конечно, неисчислимое количество. И о каждом
предмете свой разговор. О каждом предмете - разнохарактерное рассужде-
ние. Да и верно: любой предмет, скажем, взять... Нарочно взять червячиш-
ку дождевого самого поганенького. И тотчас двухстороннее размышление о
червячишке том.
- Прежде - откуда червяк есть? Из прели, из слизи, химия ли это есть
органическая или тоже своеобразной душонкой наделен и богом сделан?
Потом о червяке самом. Физиология. Дышит ли он, стерва, или как там
еще иначе... Неизвестно, впрочем, это. Существо это однообразное, тонкое
- кишка вроде бы. Не то что грудкой, но и жабрами не наделен от природы.
Но дошла ли до этого наука или наука про это умалчивает - неизвестно.
Ах, ей-богу - великолепные какие мысли! Не иначе как в мыслях позна-
ются могущество и сила человека...
Дальше - поверхностное рассуждение, применимое к рыбной ловле... Ка-
кой червяк рыбе требуется? А рыбе требуется червяк густой, с окраской.
Чтоб он ежесекундно бодрился, сукин сын, вился чтоб вокруг себя. На пе-
го, на стервеца, плюнуть еще нужно. От этого он еще пуще бодрится, в раж
входит.
Вот, примерно, такое могущественное, трехстороннее рассуждение о по-
ганом червяке и также о всяком предмете, начиная с грандиозных вещей и
кончая гнусной, еле живущей мошкой, мошкарой или, скажем, каракатицей.
От мыслей таких было попу Семену величайшее умиротворение и восторг
даже.
Но бог... Ах, темная это сторона! Вилами все на воде писано... Есть
ли бог или нету его? Власть ли это? А ежели власть, то какая же власть,
что себя ни в какой мере не проявит? Но:
- Замри, поп Семен, баста!
И, может быть, так бы и помер человек, не думая про бога, но случи-
лось незначительное происшествие. Стал после того поп сомневаться в ис-
тинном существовании бога. И не то чтобы сам поп Семен дошел до этого
путем своих двухсторонних измышлений - какое там! Встреча. С бабой была
встреча. С бабой был разговор. От разговора этого ни в какой мере теперь
не избавиться. Сомненья, одним словом.
А пришел раз поп к озеру. Утро. Тихая такая благодать. Умиротворе-
ние... Прясел поп Семен на бережок...
"Про что же, - думает, - сегодня размышлять буду?"
Червяка наживил. Плюнул на него. Полюбовался его чрезмерной бод-
ростью. Закинул леску.
- Ловись, - сказал, - рыбка большая, ловись и маленькая.
И от радости своего существования, от сладости бытия засмеялся тихо-
нечко.
Вдруг слышит смех ответный. Смотрит поп: баба перед ним стоит. Не ба-
ба, впрочем, не мужичка то есть, а заметно, что из города.
"Тьфу на нее, - подумал поп. - Что ей тутотко приспичило?"
А она-то смеется, а она-то юбкой вертит.
- Пи-пи-пи... А я, - говорит, - поп, учительница. В село назначена.
Значит, будем вместе жить. А пока - гуляю, видишь ли. Люблю, мол, утром.
- Ну, что ж, и гуляйте, - сказал тихонько поп.
Смеется.
- Вот, - говорит, - вы какой! Я про вас, про философа, кой-чего уже
слышала.
"Ну и проходите, мол, дальше!" - подумал поп.
И такое на него остервенение напало - удивительно даже. Человек он
добрый, к людям умилительный, а тут - неизвестно что. Предчувствие, что
ли.
- А чего, - говорит, - слышала?
- Да разное.
Она на него смотрит, а он сердится.
- Чего, - говорит, - смотрите? На мне узоров нету...
И такая началась между ними нелюбезная беседа, что непонятно, как они
уж дальше говорить стали.
Только поп слово, а она десять и даже больше. И все о наивысших мате-