ваясь, выходили, кланяясь угодникам.
"Торопится поп, - подумала Фекла. - И чего торопится. Не на пожар
ведь. Неблаголепно ведет исповедь".
Фекла вошла за ширму, низко поклонилась попу и припала к ручке.
- Как звать-то? - спросил поп, благословляя.
- Феклой зовут.
- Ну, рассказывай, Фекла, - сказал поп, - какие грехи? В чем грешна?
Не злословишь ли по-пустому? Не редко ли к богу прибегаешь?
- Грешна, батюшка, конечно, - сказала Фекла, кланяясь.
- Бог простит, - сказал поп, покрывая Феклу епитрахилью.
- В бога-то веруешь ли? Не сомневаешься ли?
- В бога-то верую, - сказала Фекла. - Сын-то, конечно, приходит, нап-
ример, выражается, осуждает, одним словом. А я-то верую.
- Это хорошо, матка, - сказал поп. - Не поддавайся легкому соблазну.
А чего, скажи, сын-то говорит? Как осуждает?
- Осуждает, - сказала Фекла. - Это, говорит, пустяки - ихняя вера.
Ноту, говорит, не существует бога, хоть все небо и облака обыщи...
- Бог есть, - строго сказал поп. - Не поддавайся на это... А чего,
вспомни, сын-то еще говорил?
- Да разное говорил.
- Разное! - сердито сказал, поп. - А откуда все сие окружающее? Отку-
да планеты, звезды и луна, если богато нет? Сын-то ничего такого не го-
ворил - откуда, дескать, все сие окружающее? Не химия ли это? Припомни -
не говорил он об этом? Дескать, все это химия, а?
- Не говорил, - сказала Фекла, моргая глазами.
- А может, и химия, - задумчиво сказал поп. - Может, матка, конечно,
и бога нету - химия все...
Бабка Фекла испуганно посмотрела на попа. Но тот положил ей на голову
епитрахиль и стал бормотать слова молитвы.
- Ну иди, иди, - уныло сказал поп. - Не задерживав верующих.
Фекла еще раз испуганно оглянулась на попа и вышла, вздыхая и смирен-
но покашливая. Потом подошла к своему угодничку, посмотрела на свечку,
поправили обгоревший фитиль и вышла из церкви.
1923
БЕДА
Егор Ивапыч, по фамилии Глотов, мужик из деревни Гнилые Прудки, два
года копил деньги на лошадь. Питался худо, бросил махорку, а что до са-
могона, то забыл, какой и вкус в нем. То есть как ножом отрезало - не
помнит Егор Иваныч, какой вкус, хоть убей.
А вспомнить, конечно, тянуло. Но крепился мужик. Очень уж ему нужна
была лошадь.
"Вот куплю, - думал, - лошадь и клюкну тогда. Будьте покойны".
Два года копил мужик деньги и на третий подсчитал свои капиталы и
стал собираться в путь.
А перед самым уходом явился к Егору Иванычу мужик из соседнего села и
предложил купить у него лошадь. Но Егор Иваныч предложение это отклонил.
И даже испугался.
- Что ты, батюшка! - сказал он. - Я два года солому жрал - ожидал по-
купки. А тут на-кося - купи у него лошадь. Это вроде как и не покупка
будет... Нет, не пугай меня, браток. Я уж в город лучше поеду. Понастоя-
щему чтобы.
И вот Егор Иваныч собрался. Завернул деньги в портянку, натянул сапо-
ги, взял в руки палку и пошел.
А на базаре Егор Иваныч тотчас облюбовал себе лошадь.
Была эта лошадь обыкновенная, мужицкая, с шибко раздутым животом.
Масти она была неопределенной - вроде сухой глины с навозом.
Продавец стоял рядом и делал вид, что он ничуть но заинтересован, ку-
пят ли у него лошадь.
Егор Иваныч повертел ногой в сапоге, ощупал деньги и, любовно погля-
дывая на лошадь, сказал:
- Это что ж, милый, лошадь-то, я говорю, это самое, продаешь ай пот?
- Лошадь-то? - небрежно спросил торговец. - Да уж продаю, ладно. Ко-
нечно, продаю.
Егор Иваныч тоже хотел сделать вид, что он но нуждается в лошади, но
не утерпел и сказал, сияя:
- Лошадь-то мне, милый, вот как требуется. До зарезу нужна мне ло-
шадь. Я, милый ты мой, три года солому жрал, прежде чем купить ее. Вот
как мне нужна лошадь... А какая между тем цена будет этой твоей лошади?
Только делом говори.
Торговец сказал цену, а Егор Иваныч, зная, что цена эта не настоящая
и сказана, по правилам торговли, так, между прочим, не стал спорить. Он
принялся осматривать лошадь. Он неожиданно дул ей в глаза и в уши, под-
мигивая, прищелкивая языком, вилял головой перед самой лошадиной мордой
и до того запугал тихую клячу, что та, невозмутимая до сего времени, на-
чала тихонько лягаться, не стараясь, впрочем, попасть в Егор Иваныча.
Когда лошадь была осмотрена, Егор Иваныч снова ощупал деньги в сапоге
и, подмигнув торговцу, сказал:
- Продается, значится... лошадь-то?
- Можно продать, - сказал торговец, несколько обижаясь.
- Так... А какая ей цена-то будет? Лошади-то?
Торговец сказал цену, и тут начался торг.
Егор Иваныч хлопал себя по голенищу, дважды снимал сапог, вытаскивая
деньги, и дважды надевал снова, божился, вытирал рукой слезы, говорил,
что он шесть лет лопал солому и что ему до зарезу нужна лошадь, - торго-
вец сбавлял цену понемногу. Наконец в цене сошлись.
- Бери уж, ладно, - сказал торговец. - Хорошая лошадь. И масть круп-
ная, и цвет, обрати внимание, какой заманчивый.
- Цвет-то... Сомневаюсь я, милый, в смысле лошадиного цвету, - сказал