мание с полслова, поэзия, переживания, красота. То есть как во сне про-
мелькнули все дни, которые были один другого лучше. И вот ударило время
разлуки. Наступило время расставанья.
Она вернулась к себе в Ленинград и приступила там к завершению курса
каких-то там исключительных паук. А он прибыл к себе в Ростов или ку-
да-то там в эти места.
И там продолжал свою поэзию.
Но там он продолжать ее не мог, поскольку ему вспоминалась его особа.
Он там тосковал по ней. И, будучи лириком, грустил.
И вот, просидев пару недель в своем южном городе, он вдруг момен-
тально сложился и, никому ничего не сказав, дернул к своей особе в дале-
кий Ленинград.
Он только в последний момент сказал своей супруге:
- Возникло чувство к другой. Расстаемся. Деньги буду посылать почтой.
И с этими словами махнул в Ленинград. Тем более она его туда усиленно
звала. Она ему говорила:
- Приезжай скорей. Я живу там совершенно одиноко. Совсем одна. Кончаю
курс науки. Ни от кого не завишу. И мы там будем продолжать наше
чувство.
И теперь, перебирая в своей памяти эти нежные слова, полные глубокого
значения, наш поэт лихорадочно спешил поскорей с ней встретиться.
И он даже удивлялся, как это он не сообразил сразу выехать к ней, раз
имелись такие великолепные предпосылки.
Короче говоря, он прибыл к ней и вскоре держал ее в своих объятиях.
И они оба были так довольны, что и сказать нельзя.
Она его спросила: "Надолго ли?" И он ей поэтически ответил: "Навсег-
да!"
И они опять были очень довольны.
Но он у ней остановиться не мог, поскольку она жила не одна в общежи-
тии.
Не без некоторого волнения он вдруг увидел в ее уютной комнате четыре
постели, при виде которых сердце оборвалось в его груди. Она сказала:
- Живу с тремя подругами по образованию.
Он сказал:
- Я это вижу и недоумеваю. Вы мне сказали о своем одиночестве, через
что я имел смелость приехать. Вы, кажется, мне прихвастнули.
Она сказала:
- Я это сказала - "живу одиноко" - не в смысле комнаты, а в смысле
чувств и брака.
Он сказал:
- Ах, вон что. В таком случае это недоразумение.
После чего они снова обнялись и долго не могли друг на друга налюбо-
ваться.
Он сказал:
- Ну, ничего. Я пока буду жить в гостинице. А там мы посмотрим. Может
быть, вы кончите образование или, может быть, я напишу какие-нибудь цен-
ные стишки.
И она сказала:
- Вот и хорошо.
Он переехал в гостиницу "Гермес" и там стал с ней жить.
Но он порядочно уже поистратился и недоумевал, что же, собственно,
будет дальше. К тому же, на его несчастье, сразу после его приезда она
была два дня подряд именинница. То есть один день у нее были ее именины.
А наш поэт, зная немного жизнь, было уже совсем успокоился. Но на
второй день, без перерыва, ударило вдруг ее рождение. И наш поэт совер-
шенно обезумел от трат на это. На первый день он ей купил кондитерский
крендель.
И думал - только и делов. Но, узнавши об рождении, он растерялся и
купил ей бусы. Каково же было его удивление, когда она, получив бусы,
вдобавок сказала:
- Сегодня, по случаю моего дня рождения, я бы хотела в этих бусах
пройтись с вами в какой-нибудь коммерческий ресторан.
И при этом она сказала ему еще что-то про Блока, который в свое время
тоже любил почем зря бывать в ресторанах и в кондитерских.
И хотя он ей ответил уклончиво:
- То Блок...
Но все-таки вечером он с ней побывал в ресторане, где страдания его
достигли наивысшей силы по случаю порционных цен, о которых в Ростове
слышали только мельком.
Нет, он не был скуп, наш поэт, но он, так сказать, совершенно вытрях-
нулся. И к тому же, имея мелкобуржуазную сущность, он ей не решился ска-
зать о своем крайнем положении. Хотя намекал, что в гостиницах ему бес-
покойно. Но она, подумав о его нервности, сказала:
- Надо взять себя в руки.
Он пытался взять себя в руки. И в день ее рождения попробовал было
оседлать свою поэтическую музу, чтоб настрочить хотя бы несколько мелких
стихотворений на предмет, так сказать, продажи в какой-нибудь журнал.
Но не тут-то было. Муза ему долго не давалась, а когда далась, то по-
эт просто удивился оттого, что у пего с ней получилось. Во всяком слу-
чае, по прочтении продукции ему стало ясно, что не может быть и речи о
гонораре. Получилось нечто неслыханное, что поэт приписал отчасти своей
торопливости и неспокойствию духа.
Тогда наш молодой поэт, подумав о превратностях судьбы и о том, что
поэзия - дело, в сущности, темное, не способствующее ведению легкой жиз-
ни, продал на рынке свое пальто.
И налегке побывал со своей барышней там, где она того хотела.
После чего он рассчитывал пару дней прожить легко, стараясь ни о чем
не думать, так сказать, в полное свое удовольствие, снимая пенки с блес-
тящего ресторанного вечера. И только уже после этого он решил обдумать
свое положение. И как-нибудь извернуться. В крайнем случае он надумал
призанять некоторую сумму у своей особы.