Но на другой день после ее рождения вдруг ударил в Ленинграде ранний
мороз. И наш поэт в легком пиджачке стал на улице попрыгивать, говоря,
что он совершенно закалился там у себя, на юге, и потому так ходит почти
без ничего.
В общем, он простудился. И слег в своей гостинице "Гермес". Но там
удивились его нахальству и сказали, что прежде следует заплатить за но-
мер, а потом хворать.
Но все же, узнав, что он поэт, отнеслись к нему гуманно и сказали,
что вплоть до выздоровления они его не тронут. После каковых слов поэт
совершенно ослаб физически и дней шесть не поднимался с постели, ужаса-
ясь, что даже за лежачего жильца в советских условиях насчитываются за
номер те же суточные деньги.
Барышня его посещала и приносила ему пожрать, а то ему пришлось бы
совсем невероятно. И, может быть, он даже бы не поправился.
После выздоровления поэт было подумал снова на пушку поймать свою му-
зу. Но та вовсе отказала что-либо путное ему присочинить. И поэт до того
упал духом, что дал себе обещание, в случае если он выпутается благопо-
лучно из создавшегося положения, непременно найти службу, чтоб не пола-
гаться в дальнейшем на чистое искусство.
Правда, после того как у него в номере побывал директор гостиницы,
поэт еще в третий раз пробовал приблизиться к своей поэзии, но, кроме
как трех строк, ему ничего не удалось из себя выжать:
В который раз гляжу на небо
И слышу там пропеллеров жужжанье,
И кто-то вниз сигает на...
Но уже слова "на парашюте" никак не входили в размер стиха. А сказать
"с парашютом" он не рисковал, не зная авиационной терминологии. После
чего поэт окончательно захандрил и сложил оружие.
Мечты же занять у своей подруги оказались тоже нереальны. К его удив-
лению, в тот самый момент, когда он было решился ей сказать об этом, она
сама ему сказала о том же, но только про себя, а не про него. Так что
поэт, ослабший от болезни, не сразу даже и понял всей остроты ситуации.
Она сказала, что ей до получения пособия осталась ровно неделя и что ес-
ли он сможет, то пусть ей кое-что одолжит, тем более что она ему покупа-
ла еду во время болезни.
Он сказал: "Непременно".
И после ее ухода решил ликвидировать свой коверкотовый костюм.
Он продал на рынке костюм, отчасти устроился со своими делами и в од-
ной майке и в спортивных брючках в один прекрасный день явился к нам в
ленинградский Литфонд, где и рассказал нам эту свою историю.
И мы ему дали за этот рассказ сто рублей на билет, с тем чтоб он ехал
к себе на родину.
И он нам сказал:
- Эта сумма мне хватит, чтобы уехать. А я бы желал прожить еще тут
неделю. Мне бы этого очень хотелось.
Но мы ему сказали:
- Уезжайте теперь. И лучше всего устройтесь там, у себя, на работу. И
параллельно с этим пишите иногда хорошие стихи. Вот это будет правильный
для вас выход.
Он сказал:
- Да, я так, пожалуй, и сделаю. И я согласен, что молодые авторы
должны, кроме своей поэзии, опираться еще на что-нибудь другое. А то вон
что получается. И это правильно, что за это велась кампания.
И, поблагодарив нас, он удалился. И мы, литфондовцы, подумали словами
поэта:
О, как божественно соединение,
Извечно созданное друг для друга,
Но люди, созданные друг для друга,
Соединяются, увы, так редко.
На этом заканчивается история с начинающим поэтом, и начинается дру-
гая история, еще более исключительная.
Там совсем другое дело, чем с поэтом, случилось с одним работником.
Причем то, что с ним случилось, для него была крупнейшая неудача, а для
других - мы бы этого не сказали.
В общем, вот что с ним произошло.
РАССКАЗ О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРОГО ВЫЧИСТИЛИ ИЗ ПАРТИИ
Еще в первую чистку вычистили из партии одного человечка.
Он каким-то там у них был по линии инвалидов-парикмахеров и брадобре-
ев.
Причем вычистили его по бытовому признаку - он слишком выпивать лю-
бил. У него была такая вообще бурлацкая натура. Он чуть что за воротник
заливал. И не всегда твердо стоял на ногах.
Так что если он из брадобреев, а не в канцелярии, то он мог бы причи-
нить физические увечья любому из клиентов. Не говоря уж о порче пациен-
там мировоззрения и так далее.
В общем, его, наверное, я так думаю, вычистили под лозунгом: "худая
трава с поля вон".
И с этими словами его вычистили.
А больше никаких дел он за собой не замечал.
Он считал себя всецело на высоте положения. Он энергично работал, ни
в чем таком особенном замешан не был, и вообще он удивился, зачем его
вычистили.
Он очень что-то расстроился.
Думает: "Сколько лет я крепился и сдерживал порывы своей натуры.
Сколько лет, думает, я себе ничего такого особенного не позволял. Вел
себя порядочно. И не допускал никаких эксцессов. И вдруг - пожалуйте
бриться. А что касается выпивки, то почему бы и не так?"
Комиссии он ничего не сказал, но подумал: "Ах, вот как".