Тогда бы мы с ним тихо побеседовали на диване.
Наверно, он бы так сказал, иронически усмехнувшись и играя моноклем:
- Ну, революция, борьба... А жизнь, господа, проходит буквально как
сон. Она коротка - жизнь. Так не лучше ли, господа, продолжать так, как
есть, чем думать о каком-то будущем. И тратить на это считанные дни. Да-
вайте, синьор, ударим по рукам и - мир и тишина. В сущности, все мы дети
одной больной матери.
И я, взглянув на его гладкое лицо и на прекрасный перстень на пальце,
спросил:
- Простите, сэр, я вас перебью. Я позабыл. У вас дом, кажется, - один
или два?
- Один... А что?
- Просто так. Продолжайте же, пожалуйста, сэр.
- Да, так вот я и говорю, - сказал философ, - в сущности, жизнь нере-
альна... Так пусть себе забавляются народы - устраивают оперетку, - ка-
кие-то у них короли, солдаты, купцы. Кто-то торгует. Выигрывает. Некото-
рые из них нищие. Кое-кто - богачи. Все - игра. Понимаете? А вы хотите
жить всерьез. Простите, как это глупо. Вы хотите пустенькую, но, в сущ-
ности, милую жизнь отдать за какой-то другой сон. Может быть, более
скучный. И даже, наверно, более скучный. Какая чушь!
6. Я говорю философу:
- А скажите, и большой доход вам приносит ваш дом? Небоскреб, навер-
но?
- При чем тут дом... Ну, приносит... Пустяки приносит... Какое нынче
приношение - ерунда. Сон.
И наш философ сердито докуривает сигару и откидывается на спинку ди-
вана.
И мы ему говорим, философу, соблюдая международные законы вежливости
и почтения:
- Вот что, сэр. Пусть даже останется ваше забавное определение жизни
- оперетта. Пусть так. Но осмелимся вам заметить, что вы за оперетту, в
которой один актер поет, а остальные ему занавес поднимают. А мы...
- А вы, - перебивает он, - за оперетту, в которой все актеры - ста-
тисты... и которые хотят быть тенорами.
- Вовсе нет. Мы за такой спектакль, в котором у всех актеров пра-
вильно распределены роли - по их дарованиям, способностям и голосовым
данным. И безголосый певец у нас не получит роли премьера, как это быва-
ет у вас.
- А у вас маленький актер так маленьким и останется. У него не будет
стремления быть большим. У нас...
- Простите, сэр, вы не в курсе наших событий. Вы черпаете сведения из
древней истории. У нас совершенно разные оклады для актеров. Ведь у нас,
к вашему сведению, нету так называемой уравниловки. А кроме того, у нас
есть другие стимулы для работы.
7. Философ говорит:
- Тем не менее, говорит он, я не хотел бы участвовать в вашем спек-
такле. У вас - фантазия ограниченна. У себя я могу все время двигаться
вперед. Я могу стать миллионером. Я могу мир перевернуть. У меня есть
цель. Меня, так сказать, деньги толкают вперед. У меня есть стремление.
Я не боюсь слов - я наживаю. Я накапливаю... Жизнь - движение. Останав-
ливаться нельзя. И это мне дает то устремление, которое нужно. И повто-
ряю, - не боюсь слов, - наживаю. Не все ли равно, какая цель перед лицом
смерти? А если деньги не играют никакой роли, то...
- Сэр, вы опять-таки не в курсе событий. У нас деньги играют значи-
тельнейшую роль, и вы можете их накапливать на сберкнижке, если у вас
есть такое могучее устремление. Больше того - вы даже проценты на них
получаете. Или, кажется, какую-то премию.
Философ оживляется. Он говорит:
- Не может быть...
- Только, - я говорю, - получение денег у нас иное. У нас нужно зара-
ботать их.
- А-а... - поникшим голосом говорит философ, - заработать. Это скуч-
но, господа. Нет, мне с вами не по пути. У вас какое-то странное отноше-
ние к жизни - как к реальности, которая вечна. Заработать! Позаботиться
о будущем! Как это смешно и глупо располагаться в жизни, как в своем до-
ме, где вам предстоит вечно жить? Где? На кладбище. Все мы, господа,
гости в этой жизни - приходим и уходим. И нельзя так по-хозяйски произ-
носить слова: заработать! Какое варварское мышление! Какие огорчения вам
предстоят еще, когда вы научитесь философски оценивать краткость жизни и
реальность смерти.
8. И, посмотрев на меня с сожалением, он продолжает:
- А мы смотрим на жизнь, как на нечто нереальное. Мир - это мое
представление. Все сказочное... Все дым, сон, нереально. И вот наша с
вами разница. И мы - правы. Какая, к черту, может быть реальность, если
человеческая жизнь "проходит как один миг!
- Но ваш собственный дом, осмелюсь заметить, - это реальность.
Философ, видать, с неохотой говорит:
- Нет, дом - это отчасти тоже нереальность.
- Но если это нереальность, то отчего бы вам не напустить туда нере-
альных людей и нереально отказаться от нереальных денег. Небось так не
делаете?
Философ испуганно говорит:
- То есть что вы хотите этим сказать? Слушайте, оставьте мой дом в
покое. Что вы, ей-богу, привязались. Я говорю в мировом масштабе, а вы
все время сворачиваете на ерунду. Прямо как в печенку въелись - дом,
дом... Прямо, ей-богу, скучно. Ну, дом. Нереально все.
- Да как же, - говорю, - помилуйте, нереально...
Философ говорит, чуть не плача:
- Прямо, ей-богу, человека нервничать заставляете. Вот я теперь, как
назло, вспомнил, что трое у меня квартплату не внесли... Теперь я буду
беспокоиться. Какие-то у вас, простите, грубые, солдатские мозги. Не да-