В золотом фонде мировой литературы не бывает плохих вещей. Стало
быть, при всем арапстве, которое иной раз бывает то там, то тут, - есть
абсолютная справедливость. И эта идея в свое время торжествует. И, зна-
чит, ничего не страшно и ничего не безнадежно.
Вот почему медные трубы нашего сочинения звучат на этот раз непривыч-
но громко. Но нашего смеха тем не менее эти трубы почти не заглушают.
Французский писатель Вольтер своим смехом погасил в свое время кост-
ры, на которых сжигали людей. А мы по мере своих слабых и ничтожных сил
берем более скромную задачу. И своим смехом хотим зажечь хотя бы не-
большой, вроде лучины, фонарь, при свете которого некоторым людям стало
бы заметно, что для них хорошо, что плохо, а что посредственно.
И если это так и будет, то в общем спектакле жизни мы сосчитаем нашу
скромную роль лаборанта и осветителя исполненной.
Теперь почти все сказано, и нам осталось любезно попрощаться с чита-
телем, чтобы вполне закончить наше сочинение.
Ах да, долг вежливости требует попрощаться с буржуазным философом, с
которым мы в свое время в детстве воспитывались.
И поэтому вы, надеюсь, поймете наши чувства я не посетуете на не-
большую задержку в окончании.
ПРОЩАНИЕ С ФИЛОСОФОМ
Философ был принят нами вместе с двумя какими-то министрами без порт-
феля, заехавшими просто так представиться и узнать, как и чего бывает.
Беседа протекала за чашкой чая.
И министры остались до того довольны любезной беседой, что от восхи-
щения еле могли дойти до своих автомобилей. И в книге почетных посетите-
лей они елейным тоном написали, что ничего подобного они не испытывали в
своей жизни. И что это превзошло все их ожидания. И что они были бы ра-
ды, если б это продолжалось всю жизнь.
Беседа продолжалась два часа, из которых полтора часа ушло на обмен
этих любезностей. Но в передней гости задержались.
- Последнее время, - сказал философ, - я что-то опять стал увлекаться
социализмом. Вы знаете, это действительно может получиться неплохо. Не
знаю, как у вас, но на другие страны я очень надеюсь. Они возьмут от нас
несколько светлых идей. Плюс ваши идейки. И может получиться очень,
очень мило.
- Что же от вас они возьмут? Простите.
- Ну, там пустяки. Об чем говорить. Ну, там собственность, что ли.
Капитал. Ну, небольшой. А? Пожалуйста. Все равно вам без этого не обой-
тись... Все равно вы незаметно приплывете к нашим берегам. Так что не
будем о деньгах спорить. А кроме того... Ну, домик там... Клочок
собственной землишки. Дачка.
- Если вы для себя, а не для эксплуатации, то можете и дачку иметь.
- То есть что значит для себя? Нет, господа, всетаки это все, прости-
те, вздор. Наше дело более гармонично. Богатство, капитал дает человеку
по крайней мере уверенность. Он дает независимость. А тут где независи-
мость я буду искать? Тут вы меня суете в лапы к людям. У них искать не-
зависимость? Да, может, мне попадется какое-нибудь свирепое начальство,
так ведь оно меня в бараний рог согнет, если что-нибудь не по нем. И я
пикнуть не посмею. Без денег я буду более беззащитен, чем где-либо.
- Сударь, вы говорите о буржуазном строе? У нас есть общественность,
прессами новый уклад жизни, которые не позволят вас сгибать, если вы
правы. А потом - ваш строй весьма ведь немногим дает независимость. Еди-
ницам.
- Ну и что же... Ну хорошо, он дает немногим, богатым, удачникам. Ос-
тальные стремятся к этому, надеются. Это - борьба.
- Но их надежды почти всегда разбиты. А мы хотим жизнь сделать такой,
чтобы надежды оправдывались. У нас сейчас, сэр, революция, но тем не ме-
нее у нас человек, желающий работать, уверен, что он работу найдет. Вот
вам надежды, которые уже оправдываются. И это дает огромную уверенность,
чего нет у вас.
- Ну, предположим, - сказал философ. - Но вот, скажем, мне пятьдесят
три года. А в эти годы, господа, я должен быть богат. Ну, не богат, ну,
иметь что-то. Иначе я, как бы сказать, не участвую в жизни. То есть
участвую, но меня уже обходят. Меня уже принимают с поправкой на мое
состояние. А у меня, господа, отнюдь не меньше желаний. Господа минист-
ры, поддержите.
Министры говорят:
- Да уж ясно уж. Что ж уж об этом говорить. Чточто, а уж желаний-то
сколько угодно-с!
Я говорю:
- Видите, сэр, с возрастом человек повышает свою квалификацию, он
становится умней, острей в своем деле или в искусстве, и он, конечно,
должен получать больше комфорта и лучшие условия. Это не вопрос. А если
он настолько стареет, что теряет квалификацию, то государство берет, его
на свое иждивение. И каждый имеет разное. Сейчас это, может быть, мало и
не всегда достаточно. Но мы хотим сделать жизнь такой, чтобы и старость
была здоровая и веселая. И мы об этом думаем. И это разрабатываем. И мы
хотим, чтоб стариков принимали с поправкой на их внутренние качества, а
не с поправкой на богатство, которое может быть краденым.
В таком случае я предпочел бы стареть в Европе, - холодно сказал фи-
лософ, видимо оценивая свои душевные качества. - Как вы, господа минист-
ры?
- Да уж ясно уж. Что об этом толковать. Желанийто еще ого-го...
- Вообще, - сказал философ, - я за социализм, но только не при мне.
После меня хоть потоп. А я человек старой культуры, и позвольте мне уж,
господа, прожить в моем старом культурном Риме.
- Пожалуйста, - говорю, - живите.
Тут мы все встали, и началось среди нас любезное прощание, протекав-