Как видим, обе стороны обижены. Причем и та, и другая сторона верит
только в свою правду, будучи твердо убеждена, что не права именно про-
тивная сторона. Герой зощенковского рассказа неизменно почитает себя не-
погрешимым, "уважаемым гражданином", хотя на самом деле выступает чван-
ным обывателем.
Суть эстетики Зощенко в том и состоит, что писатель совмещает два
плана (этический и культурно-исторический), показывая их деформацию, ис-
кажение в сознании и поведении сатирико-юмористических персонажей. На
стыке истинного и ложного, реального и выдуманного и проскакивает коми-
ческая искра, возникает улыбка или раздается смех читателя.
Разрыв связи между причиной и следствием - традиционный источник ко-
мического. Важно уловить характерный для данной среды и эпохи тип конф-
ликтов и передать их средствами сатирического искусства. У Зощенко гла-
венствует мотив разлада, житейской нелепицы, какой-то трагикомической
несогласованности героя с темпом, ритмом и духом времени.
Порой зощенковскому герою очень хочется идти в ногу с прогрессом.
Поспешно усвоенное современное веяние кажется такому уважаемому гражда-
нину верхом не просто лояльности, но образцом органичного вживания в ре-
волюционную действительность. Отсюда пристрастие к модным именам и поли-
тической терминологии, отсюда же стремление утвердить свое "пролетарс-
кое" нутро посредством бравады грубостью, невежеством, хамством.
Не случайно герой-рассказчик видит мещанский уклон в том, что Васю
Растопыркина - "этого чистого пролетария, беспартийного черт знает с ка-
кого года, - выкинули давеча с трамвайной площадки" нечуткие пассажиры
за грязную одежду ("Мещане"). Когда конторщику Сереже Колпакову постави-
ли наконец личный телефон, о котором он так много хлопотал, герой по-
чувствовал себя "истинным европейцем с культурными навыками и замашка-
ми". Но вот беда - разговаривать-то этому "европейцу" не с кем. С тоски
он позвонил в пожарное депо, соврал, что случился пожар. "Вечером Сережу
Колпакова арестовали за хулиганство".
Писателя волнует проблема жизненной и житейской аномалии. Отыскивая
причины ее, осуществляя разведку социальнонравственных истоков отрица-
тельных явлений, Зощенко порою создает гротескно-утрированные ситуации,
которые порождают атмосферу безысходности, повсеместного разлива житейс-
кой пошлости. Такое ощущение создается после знакомства с рассказами
"Диктофон", "Собачий нюх", "Через сто лет".
Критики 20-30-х годов, отмечая новаторство творца "Бани" и "Аристок-
ратки", охотно писали на тему "лицо и маска" Михаила Зощенко, нередко
верно постигая смысл произведений писателя, но смущаясь непривычностью
взаимоотношений между автором и его комическим "двойником". Рецензентов
не устраивала приверженность писателя к одной и той же раз и навсегда
избранной маске. Между тем Зощенко делал это сознательно.
С. В. Образцов в книге "Актер с куклой" рассказал о том, как он искал
свой путь в искусстве. Оказалось, что только кукла помогла ему обрести
свою "манеру и голос" [2]. "Войти в образ" того или иного героя актер
раскованнее и свободнее сумел именно "через куклу".
Новаторство Зощенко началось с открытия комического героя, который,
по словам писателя, "почти что не фигурировал раньше в русской литерату-
ре"[3], а также с приемов маски, посредством которой он раскрывал такие
стороны жизни, которые нередко оставались в тени, не попадали в поле
зрения сатириков.
Все комические герои от древнейшего Петрушки до Швейка действовали в
условиях антинародного общества, зощенковския же герой "развернул свою
идеологию" в иной обстановке. Писатель показал конфликт между человеком,
отягощенным предрассудками дореволюционной жизни, и моралью, нравствен-
ными принципами нового общества.
Разрабатывая нарочито обыденные сюжеты, рассказывая частные истории,
приключившиеся с ничем не примечательным героем, писатель возвышал эти
отдельные случаи до уровня значительного обобщения. Он проникает в свя-
тая святых мещанин, который невольно саморазоблачается в своих моноло-
гах. Эта умелая мистификация достигалась посредством мастерского владе-
ния манерой повествования от имени рассказчика, мещанина, который не
только опасался открыто декларировать свои воззрения, но и старался не-
чаянно не дать повода для возбуждения о себе каких-либо предосудительных
мнений.
Комического эффекта Зощенко часто достигал обыгрыванием слов и выра-
жений, почерпнутых из речи малограмотного мещанина, с характерными для
нее вульгаризмами, неправильными грамматическими формами и синтаксичес-
кими конструкциями ("плитуар", "окромя", "хресь", "етот", "в ем", "бру-
неточка", "вкапалась", "для скусу", "хучь плачь", "эта пудель", "живот-
ная бессловесная", "у плите" и т.д.).
Использовались и традиционные юмористические схемы, вошедшие в широ-
кий обиход со времен "Сатирикона": враг взяток, произносящий речь, в ко-
торой дает рецепты, как брать взятки ("Речь, произнесенная на банкете");
противник многословия, сам на поверку оказывающийся любителем праздных и
пустых разговоров ("Американцы"); доктор, зашивающий часы "кастрюльного
золота" в живот больному ("Часы").
Зощенко - писатель не только комического слога, но и комических поло-
жений. Стиль его рассказов - это не просто смешные словечки, непра-
вильные грамматические обороты и речения. В том-то и состояла печальная
судьба авторов, стремившихся писать "под Зощенко", что они, по меткому
выражению К. Федипа, выступали просто как плагиаторы, снимая с него то,
что удобно снять, - одежду. Однако они были далеки от постижения сущест-
ва зощенковского новаторства в области сказа. Зощенко сумел сделать сказ
очень емким и художественно выразительным. Герой-рассказчик только гово-
рит, и автор не усложняет структуру произведения дополнительными описа-
ниями тембра его голоса, его манеры держаться, деталей его поведения.
Однако посредством сказовой манеры отчетливо передаются и жест героя, и
оттенок голоса, и его психологическое состояние, и отношение автора к
рассказываемому. То, чего другие писатели добивались введением дополни-
тельных художественных деталей, Зощенко достиг манерой сказа, краткой,