предельно сжатой фразой и в то же время полным отсутствием "сухости".
Сначала Зощенко придумывал различные имена своим сказовым маскам (Си-
небрюхов, Курочкин, Гаврилыч), но позднее от этого отказался. Например,
"Веселые рассказы", изданные от имени огородника Семена Семеновича Ку-
рочкина, впоследствии стали публиковаться вне прикрепленности к личности
этого персонажа. Сказ стал сложнее, художественно многозначнее.
Форму сказа использовали Н. Гоголь, И. Горбунов, Н. Лесков, советские
писатели 20-х годов. Вместо картинок жизни, в которых отсутствует интри-
га, а порою и всякое сюжетное действие, как было в мастерски отточенных
миниатюрах-диалогах И. Горбунова, вместо подчеркнуто изощренной стилиза-
ции языка городского мещанства, которой Н. Лесков добивался посредством
лексической ассимиляции различных речевых стихий и народной этимологии,
Зощенко, не чураясь и этих приемов, ищет и находит средства, наиболее
точно отвечающие складу и духу его героя.
Зощенко зрелой поры шел по пути, проложенному Гоголем и Чеховым, не
копируя, однако, в отличие от многочисленных обличителей 20-х годов, их
манеры.
К. Федин отметил умение писателя "сочетать в тонко построенном расс-
казе иронию с правдой чувства" [4]. Достигалось это неповторимыми зощен-
ковскими приемами, среди которых важное место принадлежало особо интони-
рованному юмору.
Юмор Зощенко насквозь ироничен. Писатель называл свои рассказы:
"Счастье", "Любовь", "Легкая жизнь", "Приятные встречи", "Честный граж-
данин", "Богатая жизнь", "Счастливое детство" и т.п. А речь в них шла о
прямо противоположном тому, что было заявлено в заголовке. Это же можно
сказать и о цикле "Сентиментальных повестей", в которых доминирующим на-
чалом; стал трагикомизм обыденной жизни мещанина и обывателя. Одна из
повестей носила романтическое заглавие "Сирень цветет". Однако поэтичес-
кая дымка названия рассеивалась уже на первых страницах. Здесь густо
текла обычная для зощенковских произведений жизнь затхлого мещанского
мирка с его пресной любовью, изменами, отвратительными сценами ревности,
мордобоем.
Господство пустяка, рабство мелочей, комизм вздорного и нелепого -
вот на что обращает внимание писатель в серии сентиментальных повестей.
Однако много тут и нового, даже неожиданного для читателя, который знал
Зощенко-новеллиста. В этом отношении особенно показательна повесть "О
чем пел соловей".
Здесь, в отличие от "Козы", "Мудрости" и "Людей", где были нарисованы
характеры всевозможных "бывших" людей, надломленных революцией, выбитых
из привычной житейской колеи, воссоздан вполне "огнестойкий тип", кото-
рого не пошатнули никакие бури и грозы минувшего социального переворота.
Василий Васильевич Былинкин широко и твердо ступает по земле. "Каблуки
же Былинкин снашивал внутрь до самых задников". Если что и сокрушает
этого "философски настроенного человека, прожженного жизнью и обстрелян-
ного тяжелой артиллерией", так это внезапно нахлынувшее на него чувство
к Лизочке Рундуковой.
В сущности, повесть "О чем пел соловей" и представляет тонко пародий-
но стилизованное произведение, излагающее историю объяснений и томлений
двух жарко влюбленных героев. Не изменяя канонам любовной повести, автор
посылает испытание влюбленным, хотя и в виде детской болезни (свинка),
которой неожиданно тяжело заболевает Былинкин. Герои стоически переносят
это грозное вторжение рока, их любовь становится еще прочнее и чище. Они
много гуляют, взявшись за руки, часто сидят над классическим обрывом ре-
ки, правда, с несколько несолидным названием - Козявка.
Любовь достигает кульминации, за которой возможна только гибель любя-
щих сердец, если стихийное влечение не будет увенчано брачным союзом. Но
тут вторгается сила таких обстоятельств, которые под корень сокрушают
тщательно взлелеянное чувство.
Красиво и пленительно пел Былинкин, нежные рулады выводил его преры-
вающийся голос. А результаты?
Вспомним, почему в прежней сатирической литературе терпели крах мат-
римониальные домогательства столь же незадачливых женихов.
Смешно, очень смешно, что Подколесин выпрыгивает в окно, хотя тут и
нет того предельного снижения героя, как у Зощенко.
Сватовство Хлестакова срывается оттого, что где-то в глубине сцены
суровым возмездием нависает фигура истинного ревизора.
Свадьба Кречинского не может состояться потому, что этот ловкий мо-
шенник метит получить миллион приданого, но в последний момент делает
слишком неуклюжий шаг.
А чем объясняется печально-фарсовый итог в повести "О чем пел соло-
вей"? У Лизочки не оказалось мамашиного комода, на который так рассчиты-
вал герой. Вот тут-то и вылезает наружу мурло мещанина, которое до этого
- правда, не очень искусно - прикрывалось жиденькими лепестками "галан-
терейного" обхождения.
Зощенко пишет великолепный финал, где выясняется истинная стоимость
того, что вначале выглядело трепетно-великодушным чувством. Эпилогу, вы-
держанному в умиротворенно-элегических тонах, предшествует сцена бурного
скандала.
В структуре стилизованно-сентиментальной повести Зощенко, подобно
прожилкам кварца в граните, проступают едко саркастические вкрапления.
Они придают произведению сатирический колорит, причем, в отличие от
рассказов, где Зощенко открыто смеется, здесь писатель, пользуясь форму-
лой Маяковского, улыбается и издевается. При этом его улыбка чаще всего
грустнопечальная, а издевка - сардоническая.
Именно так строится эпилог повести "О чем пел соловей", где автор на-
конец-то отвечает на вопрос, поставленный в заглавии. Как бы возвращая
читателя к счастливым дням Былинкина, писатель воссоздает атмосферу лю-
бовного экстаза, когда разомлевшая "от стрекота букашек или пения со-
ловья" Лизочка простодушно допытывается у своего поклонника:
- Вася, как вы думаете, о чем поет этот соловей?
На что Вася Былинкин обычно отвечал сдержанно: