есть не разрешу постороннему чужому персоналу этими ежиками воспользо-
ваться.
Тут снова шум, и дискуссия поднялась вокруг ежика. Все жильцы, конеч-
но, поднаперли в кухню. Хлопочут. Инвалид Гаврилыч тоже является.
- Что это, - говорит, - за шум, а драки нету?
Тут сразу после этих слов и подтвердилась драка. Началось.
А кухонька, знаете, узкая. Драться неспособно. Тесно. Кругом кастрюли
и примуса. Повернуться негде. А тут двенадцать человек вперлось. Хочешь,
например, одного по харе смазать - троих кроешь. И, конечное дело, на
все натыкаешься, падаешь. Не то что, знаете, безногому инвалиду - с тре-
мя ногами устоять на полу нет никакой возможности.
А инвалид, чертова перечница, несмотря на это, в самую гущу вперся.
Иван Степаныч, чей ежик, кричит ему:
- Уходи, Гаврилыч, от греха. Гляди, последнюю ногу оборвут.
Гаврилыч говорит:
- Пущай, говорит, нога пропадает! А только, говорит, не могу я тепе-
рича уйти. Мне, говорит, сейчас всю амбицию в кровь разбили.
А ему, действительно, в эту минуту кто-то по морде съездил. Ну, и не
уходит, накидывается. Тут в это время кто-то и ударяет инвалида каст-
рюлькой по кумполу. Инвалид - брык на пол и лежит. Скучает.
Тут какой-то паразит за милицией кинулся. Является мильтон. Кричит:
- Запасайтесь, дьяволы, гробами, сейчас стрелять буду!
Только после этих роковых слов народ маленько очухался. Бросился по
своим комнатам.
"Вот те, - думают, - клюква, с чего ж это мы, уважаемые граждане, ра-
зодрались?"
Бросился народ по своим комнатам, один только инвалид Гаврилыч не
бросился. Лежит, знаете, на полу скучный. И из башки кровь каплет.
Через две недели после этого факта суд состоялся.
А нарсудья тоже нервный такой мужчина попался - прописал ижицу.
1924
СЛУЧАЙ В ПРОВИНЦИИ
Многое я перепробовал в своей жизни, а вот циркачом никогда не был.
И только однажды публика меня приняла за циркачатрансформатора.
Не знаю, как сейчас, а раньше ездили по России такие специалис-
ты-трансформаторы. Они, скажем, выходили на эстраду, почтительнейше
раскланивались с публикой, затем, убравшись на одно мгновение за кулисы,
снова появлялись, но уже в другом костюме, с другим голосом и в другой
роли.
Вот за такого трансформатора однажды меня и приняли.
Это было в революцию, в двадцатом или двадцать первом году.
Хлеб был тогда чрезвычайно дорог.
За фунт хлеба в Питере запрашивали два полотенца, три простыни или
трехрядную гармонь.
А потому однажды осенью поэт-имажинист Николай Иванов, пианистка Ма-
руся Грекова, я и лирический поэт Дмитрий Цензор выехали из Питера в по-
исках более легкого хлеба.
Мы решили объехать с пестрой музыкально-литературной программой ряд
южных советских городов.
Мы ехали своим "чистым искусством" заработать кусок ржаного солдатс-
кого хлеба.
И в конце сентября, снабженные всякими мандатами и документами, мы
выехали из Питера в теплушке, взяв направление на юго-восток.
Ехали долго.
В дороге подробно распределили свои роли и продумали программу.
Решено было так. Первым номером выступает пианистка Маруся с легкими
музыкальными вещицами. Она дает, так сказать, верный художественный тон
всему нашему вечеру. Вторым номером - имажинист. Он вроде как усложняет
нашу программу, давая понять своими стихами, что искусство не всегда
доступно народу.
Засим я - с юмористическими рассказами. И наконец лирический поэт
Дмитрий Цензор. Он, так сказать, лаком покрывает всю нашу программу. Он
создает впечатление легкого, тонкого вечера.
Программа была составлена замечательно.
- Товарищи! - говорил имажинист. - Мы первые в Советской России на
верном пути. Мы сознательно снижаемся до масс, мы внедряемся в самую гу-
щу. Этой программой мы докажем, что чистое искусство не пропадет. За на-
ми стоит народ.
Пианистка Маруся молча слушала и, для практики, пальчиками на своих
коленях разыгрывала какой-то сложный мотив.
Я покуривал махорку с чаем и печально сплевывал на пол зеленую едкую
слюну.
А поэт Дмитрий Цензор говорил мечтательно:
- Чистое искусство народу необходимо... Нам понесут теплые душистые
караваи хлеба, цветы, вареные яйца... Денег мы не возьмем. На черта нам
сдались деньги, если на них ничего сейчас не купишь...
Наконец двадцать девятого числа мы приехали в небольшой провинци-
альный дождливый город.
На станции нас приветливо встретил агент уголовного розыска. Он долго
и внимательно читал наши мандаты, потом взял под козырек, шутливо при-
ветствуя этим русскую литературу.
Он нам по секрету сообщил, что он и сам из интеллигентных слоев и что
он в свое время окончил два класса местной женской прогимназии и что по-
этому он и сам не прочь между двумя протоколами побаловаться чистым ис-
кусством.
На наш литературный вечер он обещал непременно прибыть.
Мы остановились у Марусиных знакомых.
Первые дни прошли в необыкновенных хлопотах и в беготне.