Но вот, за что, товарищи, судить будут медика Егорыча? Конечно, выс-
шего образования у него нету. Но и вины особой нету.
А заболел тут один мужичок. Фамилия - Рябов, профессия - ломовой из-
возчик. Лет от роду - тридцать семь. Беспартийный.
Мужик хороший - слов нету. Хотя и беспартийный, но в союзе состоит и
ставку по третьему разряду получает.
Ну, заболел. Слег. Подумаешь, беда какая. Пухнет, видите ли, у него
живот и дышать трудно. Ну, потерпи! Ну, бутылку с горячей водой приложи
к брюху - так нет. Испугался очень. Задрожал. И велит бабе своей, не жа-
леючи никаких денег, пригласить наилучшего знаменитого врача. А баба
что? Баба всплакнула насчет денег, но спорить с больным не стала. Приг-
ласила врача.
Является этакий долговязый медик с высшим образованием. Фамилия Воро-
бейчик. Беспартийный.
Ну, осмотрел он живот. Пощупал чего следует и говорит:
- Ерунда, говорит. Зря, говорит, знаменитых врачей понапрасну беспо-
коите. Маленько объелся мужик через меру. Пущай, говорит, клистир ставит
и курей кушает.
Сказал и ушел. Счастливо оставаться.
А мужик загрустил.
"Эх, - думает, - так его за ногу! Какие дамские рецепты ставит. Отец,
думает, мой не знал легкие средства, и я знать не желаю. А курей пущай
кушает международная буржуазия".
И вот погрустил мужик до вечера. А вечером велит бабе своей, не желая
никаких денег, пригласить знаменитого Егорыча с Малой Охты.
Баба, конечно, взгрустнула насчет денег, но спорить с больным не ста-
ла - поехала. Приглашает.
Тот, конечно, покобенился.
- Чего, - говорит, - я после знаменитых медиков туда и обратно ездить
буду? Я человек без высшего образования, писать знаю плохо. Чего мне
взад-вперед ездить?
Ну, покобенился, выговорил себе всякие льготы: сколько хлебом и
сколько деньгами - и поехал.
Приехал. Здравствуйте.
Щупать руками желудок не стал.
- Наружный, - говорит, - желудок тут ни при чем. Все, говорит, дело
во внутреннем. А внутренний щупай - болезнь от того не ослабнет. Только
разбередить можно.
Расспросил он только, что первый медик прописал и какие рецепты пос-
тавил, горько про себя усмехнулся и велит больному писать записку - дес-
кать, я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
И эту записку велит проглотить.
Выслушал мужик, намотал на ус.
"Ох, - думает, - так его за ногу! Ученье свет - поученье тьма. Гово-
рило государство: учись - не учился. А как бы пригодилась теперь наука".
Покачал мужик бороденкой и говорит через зубы:
- Нету, говорит, не могу писать. Не обучен. Знаю только фамилие под-
писывать. Может, хватит.
- Нету, - отвечает Егорыч, нахмурившись и теребя усишки. - Нету. Одно
фамилие не хватит. Фамилие, говорит, подписывать от грыжи хорошо, а от
внутренней полная записка нужна.
- Чего же, - спрашивает мужик, - делать? Может, вы за меня напишете,
потрудитесь?
- Я бы, - говорит Егорыч, - написал, да, говорит, очки на рояли за-
был. Пущай кто-нибудь из родных и знакомых пишет.
Ладно. Позвали дворника Апдрона.
А дворник даром что беспартийный, а спец: писать и подписывать может.
Пришел Андрон. Выговорил себе цену, попросил карандаш, сам сбегал за
бумагой и стал писать.
Час или два писал, вспотел, но написал:
"Я здоров, и папаша покойный здоров, во имя отца и святого духа.
Дворник дома N 6.
Андрон".
Написал. Подал мужику. Мужик глотал, глотал - проглотил.
А Егорыч тем временем попрощался со всеми любезно и отбыл, заявив,
что за исход он не ручается - не сам больной писал.
А мужик повеселел, покушал даже, но к ночи все-таки помер.
А перед смертью рвало его сильно, и в животе резало.
Ну, помер - рой землю, покупай гроб, - так нет. Пожалела баба денег -
пошла в союз жаловаться: дескать, нельзя ли с Егорыча деньги вернуть.
Денег с Егорыча не вернули - не таковский, но дело всплыло.
Разрезали мужика. И бумажку нашли. Развернули, прочитали, ахнули:
дескать, подпись не та, дескать, подпись Андронова - и дело в суд. И су-
ду доложили: подпись не та, бумажка обойная и размером для желудка вели-
ка - разбирайтесь!
А Егорыч заявил на следствии: "Я, братцы, ни при чем, не я писал, не
я глотал и не я бумажку доставал. А что дворник Андрон подпись свою пос-
тавил, а не больного - недосмотрел я. Судите меня за недосмотр".
А Андрон доложил: "Я, говорит, два часа писал и запарился. И, запа-
рившись, свою фамилию написал. Я, говорит, и есть убийца. Прошу снисхож-
дения".
Теперь Егорыча с Андроном судить будут. Неужели же засудят?
1926
ПРИСКОРБНЫЙ СЛУЧАЙ
Как хотите, товарищи, а Николаю Ивановичу я очень сочувствую. Постра-
дал этот милый человек на все шесть гривен и ничего такого особенно вы-
дающегося за эти деньги не видел.
Только что характер у него оказался мягкий и уступчивый. Другой бы на