Милиционер строгой походкой проходит сквозь весь участок и разгоняет
публику.
Тут один какой-то кричит:
- Так он, братцы, в калошах! Резина же не имеет права пропущать энер-
гию.
Ничего на это милиционер не сказал, только строго посмотрел на насе-
ление, скинул свои калоши и подошел к луже. Тут у лужи его и дернуло!
После этого народ стал спокойно расходиться. А вскоре прибыл электро-
техник и начал ковырять землю.
А милиционер еще раз, когда народ разошелся, подошел без калош до
этого участка, но его снова дернуло.
Тогда он покачал головой - дескать, научное явление, и пошел стоять
на свой перекресток.
1928
КОШКА И ЛЮДИ
Печка у меня очень плохая. Вся моя семья завсегда угорает через нее.
А чертов жакт починку производить отказывается. Экономит. Для очередной
растраты.
Давеча осматривали эту мою печку. Вьюшки глядели. Ныряли туда вов-
нутрь головой.
- Нету, - говорят. - Жить можно.
- Товарищи, - говорю, - довольно стыдно такие слова произносить: жить
можно. Мы завсегда угораем через вашу печку. Давеча кошка даже угорела.
Ее тошнило давеча у ведра. А вы говорите - жить можно.
Председатель жакта говорит:
- Тогда, говорит, устроим сейчас опыт и посмотрим, угорает ли ваша
печка. Ежли мы сейчас после топки угорим - ваше счастье - переложим. Еж-
ли не угорим - извиняемся за отопление.
Затопили мы печку. Расположились вокруг ее.
Сидим. Нюхаем.
Так, у вьюшки, сел председатель, так - секретарь Грибоедов, а так, на
моей кровати, - казначей.
Вскоре стал, конечно, угар по комнате проноситься.
Председатель понюхал и говорит:
- Нету. Не ощущается. Идет теплый дух, и только.
Казначей, жаба, говорит:
- Вполне отличная атмосфера. И нюхать ее можно. Голова через это не
ослабевает. У меня, говорит, в квартире атмосфера хуже воняет, и я, го-
ворит, не скулю понапрасну. А тут совершено дух ровный.
Я говорю:
- Да как же, помилуйте, - ровный. Эвон как газ струится.
Председатель говорит:
- Позовите кошку. Ежели кошка будет смирно сидеть, значит, ни хрена
нету. Животное завсегда в этом бескорыстно. Это не человек. На нее можно
положиться.
Приходит кошка. Садится на кровать. Сидит тихо. И, ясное дело, тихо -
она несколько привыкшая.
- Нету, - говорит председатель, - извиняемся.
Вдруг казначей покачнулся на кровати и говорит:
- Мне надо, знаете, спешно идти по делу.
И сам подходит до окна и в щелку дышит.
И сам стоит зеленый и прямо на ногах качается.
Председатель говорит:
- Сейчас все пойдем.
Я оттянул его от окна.
- Так, - говорю, - нельзя экспертизу строить.
Он говорит:
- Пожалуйста. Могу отойти. Мне ваш воздух вполне полезный. Нату-
ральный воздух, годный для здоровья. Ремонта я вам не могу делать. Печка
нормальная.
А через полчаса, когда этого самого председателя ложили на носилки и
затем задвигали носилки в каретку скорой помощи, я опять с ним разгово-
рился.
Я говорю:
- Ну, как?
- Да нет, - говорит, - не будет ремонта. Жить можно.
Так и не починили.
Ну что ж делать? Привыкаю. Человек не блоха - ко всему может привык-
нуть.
1928
ИНОСТРАНЦЫ
Иностранца я всегда сумею отличить от наших советских граждан. У них,
у буржуазных иностранцев, в морде что-то заложено другое. У них морда,
как бы сказать, более неподвижно и презрительно держится, чем у нас.
Как, скажем, взято у них одно выражение лица, так и смотрится этим выра-
жением лица на все остальные предметы.
Некоторые иностранцы для полной выдержки монокль в глазах носят. Дес-
кать, это стеклышко не уроним и не сморгнем, чего бы ни случилось.
Это, надо отдать справедливость, здорово.
А только иностранцам иначе и нельзя. У них там буржуазная жизнь до-
вольно беспокойная. Им там буржуазная мораль не дозволяет проживать ес-
тественным образом. Без такой выдержки они могут ужасно осрамиться.
Как, например, один иностранец костью подавился. Курятину, знаете,
кушал и заглотал лишнее. А дело происходило на званом обеде. Мне про
этот случай один знакомый человек из торгпредства рассказывал.