Я говорю:
- Братишка, я домой иду. На улицу хочу пройти из этого учреждения.
- Предъяви пропуск.
- Пожалуйста, - говорю, - вот он.
- А закорючка на ем имеется?
- Определенно, - говорю, - имеется.
- Вот, - говорит, - теперича проходи.
Вышел на улицу, съел французскую булку для подкрепления расшатанного
организма и пошел в другое учреждение по своим личным делам.
1928
ТРЕЗВЫЕ МЫСЛИ
Я не говорю, что пьяных у нас много. Пьяных не так чтобы много. За
весь месяц май я всего одного в лежку пьяненького встретил.
А лежал он поперек панели. И чуть я на него, на черта, в потемках не
наступил.
Гляжу - лежит выпивший человек, ревет и шапкой морду утирает.
- Вставай, - говорю, - дядя! Ишь разлегся на двухспальной.
Хотел я его приподнять - не хочет. Ревет.
- Чего, - говорю, - ревешь-то, дура-голова?
- Да так, - говорит, - обидно очень...
- Чего, - говорю, - обидно?
- Да так, - говорит, - люди - какая сволота.
- Чем же сволота?
- Да так, мимо шагают... Прут без разбору... Не могут тоже человеку в
личность посмотреть: какой это человек лежит - выпивший, или, может,
несчастный случай...
- Да ты же, - говорю, - выпивший...
- Ну да, - говорит, - конечно, выпивший. А мог бы я и не выпивший
упасть. Мало ли... Нога, скажем, у меня, у невыпившего, не аккуратно по-
догнулась... Или вообще дыханье у меня сперло... Или, может, меня граби-
тели раздели... А тут, значит, так и шагай через меня, через невыпивше-
го, так и при, так и шляйся по своим делам...
- Фу ты! - говорю. - Да ты же выпивши.
- Да, - говорит, - конечно, не трезвый. Теперича-то еще маленько
протрезвел. Два часа нарочно лежу... И чтобы за два часа ни один пес не
подошел - это же помереть можно от оскорбленья. Так, значит, тут и око-
левай невыпивший под прохожими ногами? Это что же выходит? Это выходит -
сердца у людей теперича нету. Бывало раньше, упадешь - настановятся вок-
руг. Одеколон в нос суют. Растирают. Покуда, конечно, не увидят в чем
суть. Ну, увидят - отвернутся. А теперича что?
Поднял я моего пьяненького, поставил на ноги. Пихнул его легонько
вперед, чтобы движение ему дать. Ничего - пошел.
Только прошел шагов пять - сел на приступочек.
- Нету, - говорит, - не могу идтить. Обидно очень. Слезы, говорит,
глаза застилают. Люди - какие малосердечные.
1928
ЛЕТНЯЯ ПЕРЕДЫШКА
Конечно, заиметь собственную отдельную квартирку - это все-таки
как-никак мещанство.
Надо жить дружно, коллективной семьей, а не запираться в своей домаш-
ней крепости.
Надо жить в коммунальной квартире. Там все на людях. Есть с кем пого-
ворить. Посоветоваться. Подраться.
Конечно, имеются свои недочеты.
Например, электричество дает неудобство.
Не знаешь, как рассчитываться. С кого сколько брать.
Конечно, в дальнейшем, когда наша промышленность развернется, тогда
можно будет каждому жильцу в каждом углу поставить хотя по два счетчика.
И тогда пущай сами счетчики определяют отпущенную энергию. И тоща, ко-
нечно, жизнь в наших квартирах засияет как солнце.
Ну, а пока, действительно, имеем сплошное неудобство.
Для примеру, у нас девять семей. Один провод. Один счетчик. В конце
месяца надо к расчету строиться. И тогда, конечно, происходят сильные
недоразумения и другой раз мордобой.
Ну, хорошо, вы скажете: считайте с лампочки.
Ну, хорошо, с лампочки. Один сознательный жилец лампочку-то, может,
на пять минут зажигает, чтоб раздеться или блоху поймать. А другой жилец
до двенадцати ночи чего-то там жует при свете. И электричество гасить не
хочет. Хотя ему не узоры писать.
Третий найдется такой, без сомнения интеллигент, который в книжку
глядит буквально до часу ночи и больше, не считаясь с общей обстановкой.
Да, может быть, еще лампочку перевертывает на более ясную. И алгебру
читает, что днем.
Да закрывшись еще в своей берлоге, может, тот же интеллигент на
электрической вилке кипяток кипятит или макароны варит. Это же понимать
надо!
Один у нас такой был жилец - грузчик, так он буквально свихнулся на
этой почве. Он спать перестал и все добивался, кто из жильцов по ночам
алгебру читает и кто на вилках продукты греет. И не стало человека.
Свихнулся.
И после того как он свихнулся, его комнату заимел его родственник. И
вот тогда и началась форменная вакханалия.
Каждый месяц у нас набегало по счетчику, ну, не более двенадцати цел-
ковых. Ну, в самый захудалый месяц, ну, тринадцать. Это, конечно, при
контроле жильца, который свихнулся. У него контроль очень хорошо был