нельзя было в рот брать. Потому алкоголь отбивает вкус, и через это мож-
но натворить безобразных делов и перепутать качество.
Короче говоря, через две недели я ложился после работы вверх брюхом и
неподвижно лежал на солнце, рассчитывая, что горячее светило вытопит у
меня лишний жир и мне снова захочется ходить, гулять, кушать борщ, кот-
леты и так далее...
А был там у меня в этих краях один приятель. Один прекрасный грузин.
Некто Миша. Очень чудный человек и душевный товарищ И был он тоже дегус-
татор, пробольщик. Но только в другом деле. Он пробовал вино.
Там в Крыму были такие винные подвалы - удельного ведомства. Вот там
он и пробовал.
И профессия его, чересчур бестолковая, была даже хуже моей.
Ему даже кушать не разрешалось. С утра до вечера он пробовал вино и
только вечером имел право чего-нибудь покушать.
Меня мутило от жиров, и в рот ничего не хотелось взять. И выпить не
разрешалось. И аппетита не было.
А у него наоборот. Его распирало от вина. Он с утра насосется разных
крымских вин и еле ходит, и прямо свет ему не мил.
Вот в другой раз встретимся мы с ним вечером - я сытый, он пьяный, и
видим - наша дружба ни к чему. Говорить ни о чем неохота. Он хочет ку-
шать, я, наоборот, хочу выпить. Общих интересов мало, и вкус во рту
мерзкий. И сидим мы вроде как обалделые и в степь глядим. А в степи ни-
чего. А над головой - небо и звезды. А где-то, может быть, идет жизнь,
полная веселья и радости...
Вот я ему однажды и говорю:
- Надо, говорю, уходить. И хотя у меня контракт до осени, но я, бе-
зусловно, этого не выдержу. Я отказываюсь кушать масло. Это унижает мое
человеческое достоинство. Я смотаю удочки, стибрю круг сыру - и только
меня толстобрюхий управляющий и видел.
Он говорит:
- До осени уходить не расчет. Работы сейчас не найти. А надо нам с
тобой чего-нибудь такое оригинальное придумать. Дай срок - я подумаю,
голь на выдумки хитра.
И вот однажды он мне и говорит:
- Знаешь что - давай временно поменяемся профессией Давай я буду про-
бовать масло, а ты временно пробуй вино. Неделю или две поработаем так,
а после опять поменяемся. А потом опять. Вот оно и получится у нас ка-
кое-то равновесие И, главное, отдохнем, если они, черти, не дают отпус-
ка, а заставляют без отдыха жрать и пить.
Я очень радуюсь этим словам, но выражаю сомнение, что наши управляю-
щие захотят этого.
Он говорит:
- Это я берусь уладить.
И вот берет он меня за руку и ведет к своему управляющему по винной
части.
- Вот, - говорит, - этот низенький опытный господин смело может меня
заменить на две недели. Тут ко мне тетка из Тифлиса приехала, и я инте-
ресуюсь ее повидать. А он за меня будет пробовать и соблюдать ваши инте-
ресы.
Управляющий говорит:
- Ладно. Покажите ему, какие тут вина и как чего надо делать. И через
две недели возвращайтесь. А то мы натворили тут делов. Заместо столового
вина взяли "Аликоте" в Москву отправили. Чистое безобразие.
Вот тогда я, в свою очередь, беру Мишу за руку и веду его к своему
толстобрюхому управляющему.
- Вот, - говорю, - этот высокий опытный господин смело может заменить
меня на две недели. Тут ко мне тетка из Тифлиса приехала, и я интересу-
юсь ее повидать и покалякать с ней о разных разностях.
Управляющий говорит:
- Ладно. Покажите ему, как и чего, и через две недели приезжайте. А
то и так у нас беспорядок. Заместо сливочного масла мы отправили в Пер-
сию сметану. Персы могут обидеться и не захотят ее кушать.
Вот стали мы на свою новую работу.
Я пробую вино. А Миша пробует масло.
Но тут с нами происходит чушь и неразбериха.
В первый же день Миша наедается масла и сыру до того, что заболевает
судорогами. А я с первых же двадцати глотков от непривычки пить до того
захмелел, что подрался с Мишиным управляющим. И хотел его в винную бочку
поковырнуть за то, что он сказал плохие слова про моего приятеля.
Тут на другой день мне дали по шапке и велели убираться.
И Мише дали расчет и тоже велели убираться.
Вот встречаемся мы с ним и смеемся. Думаем - наплевать. Отдохнули па-
ру дней и теперь снова можем приняться за свое ремесло.
Но тут случается так, что оба наши управляющие снюхались и узнали наш
обман: и какие у нас две недели, и какая у нас тетка в Тифлисе, и какой
у нас опыт.
Оба они призывают нас, кричат страшными голосами и велят убираться.
Нет, мы особенно не горевали. Я взял круг сыру, а Миша вина. И всю
дорогу мы шли и пели песни. А после устроились на другую работу.
А вскоре разразилась война. Потом революция. И я потерял своего друга
из виду.
И недавно узнаю, что он проживает на Кавказе и имеет хорошую, чудную
командную должность.
И я мечтаю к нему поехать. Мечтаю встретить его, поговорить и сказать
ему: "Молодец!"
Ох, он, наверное, обрадуется, когда увидит меня! Тоже, может быть,
скажет мне: "Молодец!" И велит подать лучший шашлык.
Тут мы с ним будем кушать и вспоминать, кем мы были и кем стали.
1934-1935